Русский

Последний год Троцкого

Часть пятая

Первая частьВторая частьТретья частьЧетвертая частьПятая частьШестая часть

В беседах с Джеймсом П. Кэнноном и Фаррелом Доббсом во время визита делегации американской Социалистической рабочей партии в Койоакан в июне 1940 года Троцкий выразил обеспокоенность чрезмерно синдикалистским подходом СРП к работе в профсоюзах. Недостаточно внимания уделялось политике, то есть революционной социалистической стратегии. Это нашло свое выражение в адаптации СРП к поддерживающим Рузвельта профсоюзам, которую Троцкий охарактеризовал как «великую опасность». Он считал необходимым напомнить вождям, что «большевистская политика начинается вне профсоюзов» [2].

Ясно, что Троцкий намеревался продолжить и углубить обсуждение вопросов, возникших в ходе визита лидеров СРП. После их отъезда Троцкий приступил к работе над статьей, посвященной анализу деятельности профсоюзов. Черновик был найден на столе Троцкого после его убийства и опубликован посмертно в февральском номере теоретического журнала Fourth International за 1941 год. Текст получил название «Профессиональные союзы в эпоху империалистического загнивания».

Лев Троцкий и его жена Наталья Седова

Как это было характерно для работ Троцкого, он постарался проделать свой анализ профсоюзов в соответствующем историческом и международном контексте и выявить существенные процессы, которые определяли, — помимо личных мотиваций и рационализаций отдельных лидеров, — политику этих организаций. Только на такой объективной основе можно было выработать марксистский, то есть действительно революционный подход к проблеме работы в профсоюзах. Статья Троцкого начиналась с краткого определения места профсоюзов в мировом капиталистическом порядке:

«Есть одна общая черта в развитии или, вернее, в вырождении современных профсоюзных организаций во всем мире: это их сближение с государственной властью и рост вместе с ней. Этот процесс одинаково характерен для нейтральных, социал-демократических, коммунистических и “анархических” профсоюзов. Один этот факт показывает, что тенденция к “сближению” присуща не той или иной доктрине как таковой, а вытекает из общих для всех профсоюзов социальных условий.

Монополистический капитализм покоится не на конкуренции и свободной частной инициативе, а на централизованном командовании. Капиталистические клики во главе могущественных трестов, синдикатов, банковских консорциумов и т. д. смотрят на экономическую жизнь с тех же высот, что и государственная власть, и требуют на каждом шагу сотрудничества со стороны последней. В свою очередь, профсоюзы в важнейших отраслях промышленности оказываются лишенными возможности извлекать выгоду из конкуренции между различными предприятиями. Они должны противостоять централизованному капиталистическому противнику, тесно связанному с государственной властью» [3].

Исходя из этой универсальной черты современного капиталистического развития, Троцкий утверждал, что профсоюзы — в той мере, в какой они принимают рамки капитализма, — не могут сохранять самостоятельное положение. Правители профсоюзов — бюрократия — стремятся привлечь государство на свою сторону, а этого можно достичь, только продемонстрировав, что у профсоюза нет интересов, независимых от капиталистического государства, а тем более враждебных ему. Чтобы прояснить масштабы и последствия этого подчинения, Троцкий писал: «Превращая профсоюзы в органы государства, фашизм не изобретает ничего нового; он лишь доводит до окончательного завершения тенденции, присущие империализму» [4]. Троцкий подчеркивал, что развитие современного империализма требует уничтожения всякого подобия демократии внутри старых профсоюзов. В Мексике, отмечал он, профсоюзы «по самой природе вещей приняли полутоталитарный характер» [5].

Троцкий настаивал на том, что революционерам необходимо продолжать вести работу внутри профсоюзов, потому что массы рабочих остаются там. По этой же причине, и только по этой причине, революционеры не могли, настаивал Троцкий, «отказаться от борьбы внутри созданных фашизмом принудительных трудовых организаций». Ясно, что Троцкий не считал фашистские профсоюзы «рабочими организациями» в том смысле, что они представляют интересы рабочего класса. Работа внутри профсоюзов, как тактическая необходимость, не означала примирения с бюрократией, не говоря уже о вотуме доверия этому реакционному социальному слою. Целью работы марксистов в профсоюзах при любых условиях являлась «мобилизация масс не только против буржуазии, но и против тоталитарного режима внутри самих профсоюзов и против руководителей, насаждающих этот режим» [7].

Троцкий выдвинул два лозунга, на которых должна строиться борьба с бюрократическими агентами империализма. Первый — это «полная и безусловная независимость профсоюзов по отношению к капиталистическому государству» [курсив в оригинале]. Данный лозунг подразумевал «борьбу за превращение профсоюзов в органы широких эксплуатируемых масс, а не в органы рабочей аристократии» [8]. Но достижение этой цели было неразрывно связано с привлечением рабочих масс к революционной партии и программе социализма.

В отношении ситуации в Соединенных Штатах Троцкий рассматривал внезапное появление промышленных профсоюзов как важное событие. КПП (Конгресс производственных профсоюзов), писал он, «является неопровержимым доказательством революционных тенденций в рабочих массах» [9]. Но слабость новых профсоюзов бросалась в лицо.

«Показателен и примечателен в высшей степени, однако, тот факт, что новая “левая” профсоюзная организация, не успев родиться на свет, попала в стальные объятия империалистического государства. Борьба верхов между старой федерацией [АФТ] и новой [КПП] в значительной мере сводится к борьбе за симпатии и поддержку Рузвельта и его кабинета министров» [10].

Обострение глобального кризиса капитализма и крайний накал социальной напряженности произвели внутри профсоюзов — в Соединенных Штатах и на международном уровне — резкий поворот вправо, то есть к еще более крайнему подавлению профсоюзами сопротивления рабочего класса капитализму. «Руководители профсоюзного движения, — объяснял Троцкий, — чувствовали или понимали или им давали понять, что сейчас не время играть в оппозицию». Профсоюзное чиновничество вовсе не было невинным свидетелем укрепления наиболее репрессивных форм буржуазного правления. «Основная черта, поворот к тоталитарному режиму, — прямо заявил Троцкий, — проходит через рабочее движение всего мира» [11].

В той мере, в какой Социалистическая рабочая партия питала хотя бы малейшие иллюзии относительно возможности дружеских отношений с «прогрессивными» профсоюзными лидерами, она оказывалась не в состоянии осознать историческую роль рабочей бюрократии в эпоху империализма. Как предупреждал Троцкий очень смелого, но удивительно наивного товарища Антуанетту Коников из делегации СРП: «Льюис [знаменитый лидер профсоюза шахтеров] очень быстро убил бы нас [если бы его избрали президентом США, и пришла война]» [12].

Последний абзац очерка подводил итог исторической ситуации, в которой оказались профсоюзы:

«Демократические профсоюзы в старом смысле этого слова, органы, где в рамках одной и той же массовой организации более или менее свободно боролись различные тенденции, уже не могут существовать. Так же как нельзя вернуть буржуазно-демократическое государство, нельзя вернуть и старую рабочую демократию. Судьба одного отражает судьбу другой. На самом деле независимость профсоюзов в классовом смысле, в их отношении к буржуазному государству, может быть обеспечена в нынешних условиях только революционным руководством, т. е. руководством Четвертого Интернационала. Это руководство, естественно, должно и может быть рациональным и обеспечить профсоюзам максимум демократии, мыслимой в нынешних конкретных условиях. Но без политического руководства Четвертого Интернационала независимость профсоюзов невозможна» [13].

Эти слова были написаны восемьдесят лет назад. Анализ Троцкого процесса вырождения профсоюзов — их интегрирования в структуры государственной власти и корпоративного управления — был необычайно провидческим. Тенденция к «сближению» профсоюзов, государства и капиталистических корпораций сохранялась на протяжении всего послевоенного периода. Кроме того, процесс глобальной экономической интеграции и транснационального производства лишил профсоюзы национальных границ, в рамках которых они могли бы оказывать давление в пользу ограниченных социальных реформ. Не оставалось места даже самым умеренным методам классовой борьбы для достижения минимальных результатов. Профсоюзы, вместо того чтобы добиваться уступок от корпораций, превратились в придатки государства и корпораций, служащих для того, что добиваться уступок от рабочих.

Следовательно, в бюрократически-корпоративистских структурах, называемых профсоюзами, не осталось и следа «рабочей демократии». Сохранилась старая терминология. Корпоративные организации, такие как АФТ-КПП и их периферия, до сих пор называются «профсоюзами». Но реальная практика этих организаций не имеет никакого отношения к социально-экономической функции, традиционно ассоциируемой со словом «профсоюз». Практика революционной партии не может основываться на некритическом употреблении терминологии, не отражающей эволюции явления, которое она якобы описывает. Вырождение старых организаций нельзя преодолеть, просто называя их «профсоюзами». Как настаивал Троцкий в сентябре 1939 года, на первых этапах борьбы с Шахтманом и Бёрнхемом: «Надо брать факты, как они есть. Надо строить политику, исходя из реальных отношений и противоречий» [14].

Борьба за рабочую демократию и полную независимость организаций рабочего класса остается важнейшим элементом современной революционной программы. Но эта перспектива не будет реализована путем обновления старых организаций. Процесс вырождения корпораций в течение восьмидесяти лет во всех случаях, кроме самых исключительных, исключает возрождение старых профсоюзов. Альтернативным стратегическим курсом, выдвинутым Троцким в Переходной программе 1938 года, является политика, соответствующая современным условиям: «… Создавать во всех случаях, где это возможно, самостоятельные боевые организации, более отвечающие задачам массовой борьбы против буржуазного общества, и не останавливаться, в случае необходимости, даже перед прямым разрывом с консервативным аппаратом профессиональных союзов» [15].

* * * * *

7 августа 1940 года, ровно за две недели до своей смерти, Троцкий участвовал в дискуссии на тему «Американские проблемы». Отвечая на вопрос о призыве в армию, Троцкий настаивал на том, что члены партии не должны уклоняться от призыва. Было бы ошибкой уклоняться от службы в армии в условиях, когда мобилизовано все молодое поколение. Социалистическая рабочая партия была не в состоянии избежать реальности войны:

«Мы должны понимать, что жизнь общества, политика, все вообще, будет вращаться вокруг войны, поэтому революционная программа также должна быть основана на войне. Мы не можем противостоять факту войны, выдавая желаемое за действительность, задаваться благочестивым пацифизмом. Мы должны выйти на арену, созданную этим обществом. Арена ужасная — это война, — но поскольку мы слабы и неспособны взять судьбу общества в свои руки; поскольку правящий класс достаточно силен, чтобы навязать нам эту войну, мы обязаны принять это за основу нашей деятельности» [16].

Троцкий признавал, что среди рабочих масс существовала глубокая и закономерная ненависть к Гитлеру и нацизму. Партия должна была приспособить свою агитацию и политические формулировки к политически путанным патриотическим настроениям, не делая никаких уступок национальному шовинизму.

«Мы не можем убежать от милитаризации, но внутри ее машины мы можем соблюдать классовую линию. Американские рабочие не хотят быть покоренными Гитлером, а тем, кто говорит: “Пусть у нас будет программа мира”, — рабочий ответит: “Но Гитлер не хочет мирной программы”. Поэтому мы говорим: “Мы будем защищать Соединенные Штаты с помощью рабочей армии, с помощью рабочих офицеров, с рабочим правительством” и т. д. Так как мы не пацифисты, которые ждут лучшего будущего, а активные революционеры, наша задача — проникнуть внутрь машины армии…

Мы должны указывать на пример Франции, использовать его. Мы должны сказать: “Предупреждаем вас, рабочие, что она (буржуазия) предаст вас! Посмотрите на Петена, который сейчас друг Гитлера. Неужели то же самое произойдет и в нашей стране? Мы должны создать нашу собственную военную машину под контролем рабочих”. Мы должны быть осторожны, не отождествлять себя с шовинистами, и не из-за смутного чувства самосохранения, а из-за того, что мы должны понять чувства масс и приспособиться к ним критически и подготовить массы к лучшему пониманию ситуации. Иначе мы останемся сектой, а пацифистская разновидность сектанта является наиболее жалкой» [17].

Троцкого спросили, как политическая отсталость американского рабочего скажется на его способности противостоять распространению фашизма. Его ответ предостерегал от упрощенной и односторонней оценки рабочего класса. «Отсталость рабочего класса Соединенных Штатов только относительна. В определенных очень важных отношениях — это самый прогрессивный рабочий класс в мире: в сфере техники, в его уровне жизни» [18]. Во всяком случае, объективное развитие событий дало бы мощный толчок развитию классового сознания. Троцкий подчеркивал противоречия в развитии американского рабочего класса:

«Американский рабочий очень воинственный — мы уже видели это во время забастовок. У них были самые буйные забастовки в мире. Чего не хватает американскому рабочему, так это духа обобщения, анализа своего классового положения в обществе в целом. Этот недостаток социального мышления имеет свое происхождение во всей истории страны — Дальний Запад с перспективой неограниченных возможностей каждого стать богатым и т. д. Сейчас все это ушло в прошлое, но и мышление осталось в прошлом. Идеалисты думают, что человеческий менталитет прогрессивен, но на самом деле это самый консервативный элемент общества. Ваша техника прогрессивна, но менталитет рабочего сильно отстает. Их отсталость состоит в неспособности обобщать свои проблемы; они рассматривают все на личном уровне» [19].

Тем не менее, несмотря на все объективные трудности и проблемы в развитии массового сознания, Троцкий отвергал мысль о том, что Соединенные Штаты стоят на грани фашизма. «Следующие исторические волны в Соединенных Штатах — предсказывал он, — будут волнами радикализма масс, а не фашизма». Важнейшим условием победы фашизма была политическая деморализация рабочего класса. В Соединенных Штатах такого условия не существовало. Поэтому Троцкий уверенно заявил интервьюерам «В этом смысле, я уверен, у вас будет много возможностей завоевать власть в Соединенных Штатах до того, как фашисты могут стать доминирующей силой» [20].

Анализ фашизма, проделанный Троцким, был диалектическим и активным, а не механическим и пассивным. Опасность, исходившая от фашизма, не могла быть определена только на основе количественного подсчета. Победа фашизма была не простым результатом роста числа его приверженцев, дополненного как открытой, так и скрытой симпатией и поддержкой со стороны капиталистических элит и буржуазного государственного аппарата. После дискуссии 7 августа Троцкий надиктовал еще одну статью, опубликованную посмертно под названием «Бонапартизм, фашизм и война» в октябрьском номере журнала Fourth International за 1940 год.

Дуайт Макдональд

Троцкий написал эту статью не только для того, чтобы прояснить вопросы, возникшие в ходе дискуссии 7 августа, но и в качестве ответа на эссе Дуайта Макдональда, сторонника меньшинства Шахтмана-Бёрнхема. Опубликованное в июле-августе 1940 года в левом журнале Partisan Review, эссе Макдональда выражало деморализованный скептицизм мелкобуржуазной интеллигенции, порывавшей с марксизмом и сдвигавшейся направо. Восхищенный военными успехами Гитлера, Макдональд провозгласил нацистский режим «новым типом общества», прочность которого преуменьшал Троцкий [21].

Тот же поверхностный импрессионизм, который стоял за теоретическими импровизациями мелкобуржуазного меньшинства по отношению к Советскому Союзу, был применен Макдональдом к Третьему Рейху. Он диковатым образом заявил, что немецкая экономика при Гитлере «была организована на основе производства, а не прибыли», — пустая фраза, которая ничего не объясняла [22]. Макдональд утверждал, что «современные тоталитарные режимы не являются временными постройками: они уже изменили лежащую в основе экономическую и социальную структуру, не только манипулируя старыми формами, но и разрушая их внутреннюю жизнеспособность» [23].

Макдональд утверждал, что «нацисты победили, потому что вели войну нового типа, которая так же ясно, как военные инновации Наполеона, выражала собой новый тип общества», превосходивший старые капиталистические системы своих противников [24]. Невежественная идеализация Макдональдом нацистской экономической системы имела мало общего с реальностью. К концу 1930-х годов немецкая капиталистическая экономика приближалась к катастрофе. Между 1933 и 1939 годами государственный долг вырос втрое, а режим с трудом оплачивал проценты по государственным долгам. Широко признано, что решение Гитлера начать войну было в значительной степени продиктовано страхом экономического краха. Как объяснял историк Тим Мейсон:

«Единственным “выходом” для этого режима структурных напряжений и кризисов, порожденных диктатурой и перевооружением, было усиление диктатуры и наращивание программы перевооружения, затем экспансия, затем война и террор, затем грабеж и порабощение. Суровой, все время присутствующей альтернативой были коллапс и хаос, и поэтому все решения были временными, лихорадочными, — латанием дыр и все более варварскими импровизациями по поводу жестокой темы… Война за разграбление человеческих сил и материалов лежала в основе ужасной логики экономического развития Германии при национал-социалистическом правлении» [25].

Троцкий охарактеризовал статью Макдональда как «очень претенциозную, очень путаную и неумную» [26]. Он не видел необходимости тратить время на опровержение сделанного Макдональдом анализа нацистского общества. Но Троцкий ответил на типичную для деморализованных интеллектуалов неспособность Макдональда исследовать политическую динамику, лежавшую в основе наступления фашизма. Победа фашизма была результатом, прежде всего, катастрофического провала руководства массовых партий и организаций рабочего класса. Фашизм — это политическое наказание, выпавшее на долю пролетариата из-за растраты возможностей по свержению капиталистического строя. Почему фашизм победил? Троцкий объяснял это так:

«И теоретический анализ и богатейший исторический опыт последней четверти столетия показывают с одинаковой силой, что фашизм является каждый раз заключительным звеном определенного политического цикла, в состав которого входят: острейший кризис капиталистического общества; рост радикализации рабочего класса; рост симпатий к рабочему классу и жажда перемен в среде мелкой буржуазии города и деревни; крайняя растерянность крупной буржуазии; ее трусливое и предательское маневрирование с целью избежать революционной развязки; утомление пролетариата, растущая растерянность и индифферентизм; обострение социального кризиса; отчаяние мелкой буржуазии, готовность верить в чудеса; готовность к насильственным действиям; рост враждебности к пролетариату, который обманул ее ожидания. Таковы предпосылки быстрого формирования фашистской партии и ее победы» [27].

В цикле американских событий, утверждал Троцкий, ситуация еще не стала благоприятной для фашистов. «Совершенно очевидно, что в Соединенных Штатах радикализация рабочего класса сделала только первые свои шаги, почти исключительно в области профессионального движения (КПП)» [28]. Фашисты заняли оборонительную позицию. Отвечая на сомнения всех тех, кто, сидя в стороне, оспаривал возможность победы, Троцкий писал:

«Гадать о том, удастся или не удастся создать сильную революционную руководительницу, совершенно недостойное занятие. Впереди благоприятная перспектива, дающая все права на революционный активизм. Надо использовать открывающиеся возможности и строить революционную партию…

Сейчас реакция господствует с такой силой, как еще, пожалуй, никогда в новейшей истории человечества. А было бы непростительной ошибкой видеть только реакцию. Исторический процесс противоречив. Под покровом официальной реакции происходят глубокие процессы в массах, которые накопляют опыт и становятся восприимчивы к новым политическим перспективам. Старая консервативная традиция демократического государства, которая была так могущественна еще в период прошлой империалистской войны, сейчас существует лишь как крайне неустойчивый пережиток. Европейские рабочие имели накануне прошлой войны свои могущественные по численности партии. Но в порядке дня стояли реформы, частные завоевания, а вовсе не завоевание власти. Американский рабочий класс и сейчас еще не имеет массовой партии. Но объективная обстановка и накопленный американскими рабочими опыт может поставить в очень короткий период вопрос о завоевании власти в порядок дня. Эту перспективу мы должны [положить] в основу своей агитации. Дело идет не о позиции лишь капиталистического милитаризма и не об отказе от защиты буржуазного отечества, а о непосредственной подготовке к завоеванию власти и к защите пролетарского отечества» [29].

Макдональд олицетворял собой быстро растущий слой деморализованной мелкобуржуазной интеллигенции, видевшей в победе фашизма решительное опровержение марксизма и всей социалистической перспективы. Он видел ситуацию во всех отношениях безнадежной и писал:

«Разве рабочий класс не находится повсюду в состоянии полного отступления, даже там, где он до сих пор избежал фашистского ига? И даже если рабочие впоследствии проявят некоторые признаки восстания, где они найдут свое руководство? В коррумпированном и дискредитированном Втором и Третьем Интернационалах? В крошечных, изолированных революционных группах, расколотых сектантскими распрями? И, наконец, разве авторитет самого марксизма, самого источника всей революционной науки, не был поколеблен неспособностью его учеников дать адекватный ответ — на практике и теоретическим образом — на исторические события последних двух десятилетий?

Я должен признаться, что эти вопросы, мягко говоря, оправданны. Тот вид “революционного оптимизма”, который предпочитают в некоторых кругах, — оптимизм, который становится тем более упрямым и иррациональным, чем хуже обстоят дела, — мне кажется, не служит делу социализма. Мы должны признать тот факт, что революционное движение за последние двадцать лет пережило непрерывный ряд крупных катастроф, и мы должны вновь взглянуть холодным и скептическим взглядом на самые базовые предпосылки марксизма» [30].

Макдональд назвал свою надгробную панихиду «защитой социализма». Скорее, как вскоре показала его собственная эволюция, речь шла об отказе от социализма.

Деморализованные скептики, заметил Троцкий, провозгласили крах марксизма, потому что «вместо социализма пришел фашизм». Но скептики обнаружили в своей критике, помимо личной деморализации, механическое и пассивное понимание истории. Маркс не обещал победы социализма; он только вскрыл объективные противоречия капиталистического общества, делавшие социализм возможным. Он никогда не утверждал, что социализм будет достигнут автоматически. В действительности, Маркс, Энгельс и Ленин вели непримиримую борьбу против всех политических течений, оппортунистических и анархических, подрывавших борьбу за социализм. Они понимали, что плохое руководство, поддавшееся влиянию господствующего класса, «может помешать, замедлить, затруднить, отсрочить выполнение революционной задачи пролетариата» [31].

Сложившееся положение было создано в немалой степени провалами руководства рабочего класса.

«Фашизм вовсе не пришел “вместо” социализма. Фашизм есть продолжение капитализма, попытка увековечить свое существование при помощи наиболее зверских и чудовищных мер. Капитализм получил возможность прибегнуть к фашизму только потому, что пролетариат не совершил своевременно социалистическую революцию. Пролетариат был парализован в выполнении своей задачи оппортунистическими партиями. Единственное, что можно сказать, это то, что на пути революционного развития пролетариата оказалось больше препятствий, больше затруднений, больше этапов, чем предвидели основоположники научного социализма. Фашизм и серия империалистских войн являются той страшной школой, в которой пролетариату приходится освобождаться от мелкобуржуазных традиций и предрассудков, стряхивать с себя оппортунистические, демократические, авантюристские партии, выковывать и воспитывать революционный авангард и готовиться таким образом к разрешению задачи, вне которой нет и не может быть спасения развитию человечества» [32].

Продолжение следует.

[1] «Дискуссии с Троцким». См.: http://iskra-research.org/Trotsky/sochineniia/1940/19400612-15.html.

[2] Там же.

[3] “Trade unions in the epoch of imperialist decay,” in Marxism and the Trade Unions (New York: 1973), pp. 9–10.

[4] Ibid., p. 10.

[5] Ibid., p. 11.

[6] Ibid., p. 11.

[7] Ibid., p. 12.

[8] Ibid., p. 12.

[9] Ibid., p. 16.

[10] Ibid., p. 16.

[11] Ibid., pp. 16–17.

[12] «Дискуссии с Троцким». См.: http://iskra-research.org/Trotsky/sochineniia/1940/19400612-15.html.

[13] Marxism and the Trade Unions, p. 18.

[14] «СССР в войне». См.: http://iskra-research.org/FI/BO/BO-79.shtml.

[15] «Переходная программа». См.: http://iskra-research.org/FI/BO/BO-66.shtml.

[16] «Проблемы Америки». См.: http://iskra-research.org/Trotsky/sochineniia/1940/19400807.html.

[17] Там же.

[18] Там же.

[19] Там же.

[20] Там же.

[21] “Socialism and National Defense,” Partisan Review (July-August 1940), p. 252.

[22] Ibid., p. 254.

[23] Ibid., p. 256.

[24] Ibid., p. 252.

[25] Tim Mason, Nazism, Fascism, and the Working Class (Cambridge, 1995), p. 51.

[26] «Бонапартизм, фашизм и война». См.: http://iskra-research.org/FI/BO/BO-84.shtml.

[27] Там же.

[28] Там же.

[29] Там же.

[30] Partisan Review, op. cit., p. 266.

[31] «Бонапартизм, фашизм и война». См.: http://iskra-research.org/FI/BO/BO-84.shtml.

[32] Там же.

Loading