Данная серия статей, состоящая из восьми частей, была впервые опубликована Мировым Социалистическом Веб Сайтом в мае-июне 2008 года в связи с 40-й годовщиной всеобщей забастовки во Франции. На русском языке она появилась в январе-марте 2009 года. Мы воспроизводим эту серию без изменений, но с новым введением, учитывающим произошедшие с того времени события. Часть 1, опубликованная 1 июня, описывает восстание студентов и всеобщую забастовку до момента ее наивысшего подъема в конце мая. Часть 2, опубликованная 5 июня, рассматривает вопрос о том, как Компартия Франции (ФКП) и контролируемый ею профсоюз ВКТ помогли президенту Шарлю де Голлю удержать ситуацию под контролем. Часть 3, опубликованная 6 июня, и часть 4, опубликованная 8 июня, рассматривают роль, сыгранную паблоистами. Часть 5, следующая ниже, а также три заключительные части, посвящены исследованию роли, сыгранной Организацией Коммунистов-Интернационалистов (OCI) Пьера Ламбера.

Организация Коммунистов-Интернационалистов (ОКИ — Organization Communist Internationaliste) официально порвала с Международным Комитетом Четвёртого Интернационала в 1971 году, но ее политическая линия уже в 1968 году далеко отошла от тех революционных перспектив, которые она защищала в начале 1950-х годов против паблоистского ревизионизма совместно с другими секциями МКЧИ.

Программа ОКИ в 1968 году имела гораздо больше точек соприкосновения с традициями центризма и французского синдикализма, чем с революционной программой Четвёртого Интернационала. Вместе с французскими сторонниками паблоистского Объединенного Секретариата, «Молодыми Революционными Коммунистами» (Jeunesse Communiste Revolutionnaire — JCR) под руководством Алена Кривина и Партией Коммунистов-Интернационалистов (ПКИ — Parti Communiste Internationaliste) под руководством Пьера Франка, ОКИ несет значительную долю ответственности за то, что сталинистское руководство французской Компартии и профсоюзного объединения ВКТ сумело удушить всеобщую забастовку в мае и спасти режим де Голля.

В центре политических действий ОКИ стояло требование создания центрального комитета забастовки. Это сопровождалось призывами к «единству» или, согласно излюбленной формуле ОКИ, к «единому классовому фронту рабочих и их организаций». В ключевые месяцы 1968 года эти лозунги были основными во всех заявлениях и политических выступлениях ОКИ и всех групп, с нею связанных.

Спустя год после стачки ОКИ опубликовала трехсотстраничную книгу, в которой суммировала свою ориентацию в тот период. Общий вывод был следующий: «Стратегия и тактика пролетариата в борьбе за власть... заключается в его борьбе за единый классовый фронт рабочих и их организаций; эта борьба в мае 1968 года приняла характерную форму лозунга за создание национального комитета всеобщей забастовки».

Автором книги, опубликованной в форме специального выпуска газеты ОКИ Information Ouvrieres, являлся Франсуа де Массо, ведущий член этой организации, начиная с 1950 года. Де Массо детально описывает ход событий, и книга дает массу материалов о действиях ОКИ, воспроизводит все политические заявления и листовки партии. Книга дает нам возможность аккуратно проследить политическую линию ОКИ [1].

«Единый классовый фронт»

Основатель Четвёртого Интернационала Лев Троцкий следующими словами описывал центризм, против которого он боролся в течение длительного периода: «Центрист охотно клянется политикой единого фронта, опустошая её от революционного содержания и превращая её из тактического метода в верховный принцип» [«Архив Троцкого», Houghton, Harvard University, bMS Russ 13, T-3649, 22 февраля 1934 г.]. В 1932 году он писал о немецкой центристской SAP (Социалистической рабочей партии): «Во всяком случае, политика единого фронта не может быть программой революционной партии. Между тем на этом строится сейчас вся деятельность SAP» [2].

Это обвинение можно равным образом отнести к деятельности ОКИ в 1968 году. Она превратила политику единого фронта из тактического приема в главную программную установку. Во имя единого фронта, который она понимала как единство всех профсоюзных объединений, она избегала какой-либо настоящей революционной инициативы.

В этом состояло значение странной формулы о «едином классовом фронте рабочих и их организаций», которая ритуально возникала во всех обращениях и заявлениях партии. Хотя ОКИ вполне справедливо обвиняла паблоистов и мелкобуржуазных студенческих вождей в игнорировании существующих массовых организаций, она заняла, так сказать, фетишистское отношение к этим самым организациям, настаивая на том, что лишь они представляют собой рамки, внутри которых может развернуться борьба рабочих.

Уже летом 1967 года на большом собрании, организованном ОКИ, была принята резолюция, в которой говорилось: «Мы торжественно заявляем, что у нас нет намерения добиваться единства действий в обход или помимо рабочих организаций и их руководства; эта задача лежит естественным образом на профсоюзах».

Де Массо цитирует данную резолюцию в своей книге и оправдывает ее при помощи того аргумента, что, независимо от политики своего руководства, профсоюзы выражают интересы рабочего класса. Он пишет: «Рабочие стали классом посредством тех организаций, которые они создали в борьбе против эксплуатации и которые служат им в качестве орудия их объединения против классового врага. Из-за их объективного места в борьбе — т.е. независимо от политики их руководства в каждый данный момент — эти организации выражают позиции рабочего класса в его постоянной борьбе против эксплуатации. Единый рабочий фронт может быть достигнут лишь посредством классовых организаций пролетариата» (курсив добавлен).

Исходя из этого заявления, ОКИ в 1968 году отказалась от критики буржуазно-реформистской программы профсоюзов. Критика последних с ее стороны ограничивалась упреками профсоюзного руководства по поводу того, что оно стояло против объединения рабочих. Политическая инициатива самой ОКИ ограничивалась призывами к сотрудничеству различных профсоюзов на всех уровнях этих организаций. В этом, как мы вскоре увидим, и заключалась основная цель требования партии о создании центрального забастовочного комитета.

В своих массовых листовках и обращениях ОКИ также воздерживалась от открытой критики по адресу сталинистов и социал-демократов. Теоретический анализ контрреволюционной роли сталинизма печатался в журналах и публикациях, распространявшихся в тесном кругу партии. А в листовках для масс ОКИ попросту призывала реформистских и сталинистских вождей объединяться.

Эта интерпретация единого фронта не имела ничего общего с тактикой, принятой в марксистском движении. В 1922 году Лев Троцкий объяснял необходимость создания единого фронта, указывая на «необходимость — несмотря на факт неизбежного в данную эпоху раскола политических организаций, опирающихся на рабочий класс, — обеспечить последнему возможность единого фронта в борьбе против капитала» [3].

За год до этого III конгресс Коммунистического Интернационала настоял на том, чтобы германская Компартия (КПГ) приняла ориентацию на создание единого фронта. Коминтерн извлек уроки из так называемого «мартовского движения», изолированного и проваленного восстания КПГ. Коминтерн пришел к выводу, что КПГ должна «завоевать» поддержку масс прежде, чем она сможет завоевать власть. Политика единого фронта непосредственно соединялась с лозунгом рабочего правительства, вмешательством в реформистские профсоюзы и другими переходными требованиями, потому что, как говорил Троцкий, «в условиях революционной эпохи массы хоть и по-иному, но живут повседневной жизнью» [4].

Десять лет спустя, Троцкий снова призывал к использованию тактики единого фронта в Германии. На этот раз задача состояла в предотвращении прихода Гитлера к власти. Троцкий убеждал коммунистов и социал-демократов в необходимости создать единый фронт против растущей угрозы национал-социализма. Вожди обеих партий отвергли этот курс. Отказ сталинистских вождей КПГ от сотрудничества с Социал-демократической партией (СДПГ), которую они называли «социал-фашистской», расколол и парализовал рабочий класс и открыл дорогу победе Гитлера.

Оба раза, в начале 1920-х и в начале 1930-х годов, единый фронт выступал тактикой, не заменяющей революционную стратегию. Эта тактика ограничивалась сотрудничеством в практических действиях и не означала, что КПГ будет затушевывать свою программу или откажется от критики СДПГ.

Троцкий никогда не поддавался иллюзии относительно того, что социал-демократических вождей можно переделать в революционеров на основе единого фронта. Наоборот, тактика единого фронта была нацелена на откол масс от влияния социал-демократических вождей.

В той степени, в какой коммунисты показывали рабочим социал-демократам, что готовы безусловным образом защищать их непосредственные экономические интересы и совместно с СДПГ выступать против фашистов, это могло лишь ослабить руководство СДПГ, которое предпочитало сотрудничать с буржуазным государством. Члены СДПГ могли таким путем, на основе собственного опыта, оценить ценность своих организаций и их руководства.

Но политика единого фронта ни в коем случае не означала отказа от независимой революционной политики. В 1932 году Троцкий подчеркивал: «В случае, если реформисты начинают тормозить борьбу к явному ущербу для движения и в противовес с обстановкой и настроениями масс, мы всегда, как независимая организация, сохраняем за собой право довести борьбу до конца и без наших временных полусоюзников» [5].

Синдикализм вместо марксизма

ОКИ превратила политику единого фронта из революционной тактики в оппортунистическое оправдание своего собственного приспособления к профсоюзам. Она стала утверждать, что борьба рабочих и студентов должна ограничиваться рамками этих организаций, и отказалась от политических инициатив, которые усилили бы конфликт между рабочими и аппаратом профсоюзов.

На деле лишь меньшинство рабочих было организовано в профсоюзы; в тот период менее 30% рабочих были членами профсоюзных объединений. (Сегодня — менее 7%). Две трети рабочих и преобладающее большинство молодежи не были организованы в профсоюзы и, вполне оправданно, не доверяли им. ОКИ была неспособна предложить этим слоям иную программу, кроме перспективы вступления в профсоюз.

Партия ориентировала студентов на вступление в студенческую федерацию UNEF, которая в то время находилась под преобладающим влиянием социал-демократической партии ОСП под руководством Мишеля Рокара. Де Массо пишет: «Для организации сопротивления у студентов был профсоюз UNEF... Когда началась серьезная борьба, UNEF, несмотря на нерешительность и слабости руководства, восстановил свой авторитет. Организация выполняет свою роль в качестве профессионального союза студентов, делает борьбу против репрессий делом студенческих масс и подчеркивает ответственность рабочих организаций. Она служит орудием мобилизации студентов и в то же время открывает дорогу настоящей борьбе за единый фронт» (курсив в оригинале).

Нападая на паблоистов, де Массо пишет: «Те, кто отрицают борьбу за единый фронт рабочих и их организаций в пользу так называемого единого фронта снизу, тот попросту игнорирует организации, созданные рабочим классом в течение полутора века борьбы и жертв — организации, которые превратили рабочих в класс, сознающий себя и свою борьбу против капитала, и в рядах которых они должны по необходимости собраться вместе, чтобы вести эту борьбу. Кто смешивает массовые организации с их бюрократическим руководством, кто кричит о “предательстве ВКТ” и отмахивается от роли профсоюзов и политических партий в классовой борьбе, тот уходит от борьбы против бюрократий и капиталистического государства».

Прославление профсоюзов как организаций, «превративших рабочих в класс, сознающий себя и свою борьбу против капитала», не имеет ничего общего с традициями марксизма. Наоборот, такое понимание вырастает из традиций синдикализма, имеющего долгую и печально известную историю во Франции. Марксистское движение всегда критически относилось к профсоюзам. Уже в начале ХХ века Ленин подчеркивал, что тред-юнионистское сознание является сознанием буржуазным, и в периоды резкого социального обострения, как в Германии в 1914-1918 годы, профсоюзы всегда стояли на самом правом крыле рабочего движения [6].

Французские синдикалисты настаивали на принципе невмешательства политических партий в профсоюзную работу. В 1906 году ВКТ официально взяла на вооружение принцип полной независимости профсоюзов от всех политических партий и включила его в свою Амьенскую хартию. В той степени, в какой эта независимость была направлена против растущего консерватизма и парламентского кретинизма социал-демократии, французский синдикализм наполнял ее определенной долей революционной энергии. Как замечал Троцкий, «по существу революционный синдикализм, хотя и отрицал партию, сам был не чем иным, как антипарламентской партией рабочего класса» [7].

Однако со временем принцип политической независимости профсоюзов стал направляться против влияния революционной партии. В 1921 году Троцкий, бывший тогда ведущим руководителем Коммунистического Интернационала, писал: «Теория полного и безусловного разделения труда между партией и профессиональными союзами и их абсолютного взаимного невмешательства является в таком своём крайнем выражении продуктом именно французского политического развития. Основа этой теории — чистейший оппортунизм. До тех пор, пока рабочая аристократия, организованная в синдикаты, заключает тарифные договоры, а социалистическая партия защищает в парламенте реформы, разделение труда и взаимное невмешательство еще более или менее возможны. Но как только в борьбу вовлекается настоящая пролетарская масса и движение принимает действительно революционный характер, — принцип невмешательства вырождается в реакционную схоластику».

«Рабочий класс только в том случае может победить, если во главе его стоит организация, которая представляет собою его живой исторический опыт, теоретически обобщенный и практически направляющий всю его борьбу. По самому смыслу своей исторической задачи, партия может обнимать только наиболее сознательное и активное меньшинство рабочего класса. Профессиональные союзы же стремятся охватить рабочий класс в целом. Кто признает, что пролетариат нуждается в идейном и политическом руководстве своего авангарда, объединённого в коммунистическую партию, тот тем самым признаёт, что партия должна встать руководящей силой и внутри синдикатов, т.е. массовых организаций рабочего класса» [8].

Традиции синдикализма в течение долгого времени имели большое влияние внутри ОКИ. Если верить Пьеру Ламберу, то в течение длительного времени отношение его организации к профсоюзам основывалось на синдикалистских, а не на марксистских принципах.

В автобиографии, которую он написал в конце своей жизни, Ламбер похвалялся тем, что в 1947 году восстановил в партии принципы Амьенской хартии. Основываясь на опыте подпольной работы внутри профсоюзов во время войны и внутри контролируемой сталинистами ВКТ, он во время съезда троцкистской организации во Франции предложил принять поправку, «единогласно принятую и заменившую параграфы 9 и 10 из 21 условия признанием обоюдной независимости партий и профсоюзов» [9].

Упоминаемое им «21 условие» — это критерии членства в Коммунистическом Интернационале, принятые в 1920 году на II конгрессе Коминтерна для того, чтобы не допустить вступления в Интернационал реформистских и центристских организаций. Параграф 9 обязывал секции «систематически и настойчиво развивать коммунистическую деятельность внутри профсоюзов» и «повсюду обнажать предательство социал-патриотов и колебания «центристов»«. Параграф 10 обязывал порвать «с Амстердамским “Интернационалом” желтых профсоюзных организаций» и поддержать профсоюзы, примыкающие к Коммунистическому Интернационалу.

Замена этих условий «признанием обоюдной независимости партий и профсоюзов» означала отказ от политической борьбы против реформистской и сталинистской профсоюзной бюрократии.

Политическая игра в прятки

В то время как ОКИ некритически расхваливала профсоюзы, она играла в политические прятки в отношении самой себя, скрывая свои политические позиции. Она лишь изредка говорила от своего собственного имени, предпочитая скрываться за подставными организациями, например, Comites d'alliance ouvriere, (Комитеты рабочего союза), политическое лицо которых оставалось неясным. Даже де Массо лишь изредка ссылается на саму ОКИ. Обычно он пишет о «революционном авангарде», не объясняя, что он имеет в виду — ОКИ как таковую, одну из ее подставных организаций или же просто группу активных профсоюзных работников.

В тот момент, когда 29 мая конфликт с голлистским режимом достиг своей высшей точки и реакционная роль профсоюзов стала всем видна, появилась и получила широкое распространение листовка, выпущенная от имени Comites d'alliance ouvriere и призывавшая не к построению ОКИ или Четвёртого Интернационала, а к созданию фиктивной «Революционной Рабочей Лиги».

«Революционная Рабочая Лига» была воображаемой целью. Никто никогда раньше не слышал о ней. У неё не было ни членов, ни программы, ни конституции. Она не существовала в реальности. Единственная ссылка на эту организацию появилась в конце 40-страничного манифеста, который ОКИ приняла в декабре 1967 года.

В этом документе «Революционная Рабочая Лига» обозначена как «стадия на пути к построению революционной партии». Согласно этому манифесту, перспектива «Революционной Рабочей Лиги» вырастает из той предпосылки, что лишь программа ОКИ «может дать ответ на исторический кризис человечества, но организационные кадры французского пролетариата не готовы немедленно вступить в неё».

Такой политический камуфляж постоянно повторяется в истории ОКИ и выросших из нее организаций. Все это напоминает русскую матрешку. Так же как одна фигурка скрывается внутри другой, так и ОКИ пытается скрыть свое «я» за фасадом той или иной подставной организации. Политический наблюдатель никогда не знает, с кем он имеет дело.

Эта игра в политические прятки является одной из специфических форм оппортунизма. ОКИ боязливо уклоняется от основного революционного принципа «Говори правду!» и отказывается показать рабочим свое настоящее лицо. В узких кругах она ведет речь про Четвёртый Интернационал, а перед рабочими массами распространяет урезанную и разбавленную программу, исходя из того, что они не готовы к большему.

Возможны, конечно, обстоятельства, когда революционная партия не может открыто провозгласить свою программу целиком, например, при режиме диктатуры или в рамках реакционного профсоюза. Но ОКИ имела целью не обман государственного аппарата или профсоюзной бюрократии, — эти последние хорошо знали, с кем имеют дело. ОКИ обманывала тех рабочих и представителей молодежи, которые вступили в политическую жизнь, чтобы найти себе новую ориентацию.

В частности, ОКИ пыталась не создавать затруднений для нижних слоев профсоюзной бюрократии, поддержку которых она очень хотела получить. Скрывая своё лицо, она создала условия, при которых эти функционеры могли установить с партией связи, не идя на риск открытого конфликта с антитроцкистским верхним эшелоном бюрократии.

ОКИ описывала нижние слои профсоюзных чиновников словами «организационные кадры рабочего класса» или «естественные организаторы класса», — два понятия, часто повторяющиеся в ее партийной литературе. ОКИ вполне ясно сознавала, что этот слой играет важную роль для всего профсоюзного аппарата, помогая удерживать контроль над рядовыми членами. Но она продолжала утверждать, что конфликт между верхним и нижним этажом бюрократии, между «аппаратом» и «кадрами», подтолкнет последних в сторону революции.

Заявление в партийной газете La Verite, появившееся в начале 1968 года, объясняет, что «кадры» являются «как посредниками, через которые аппарат — прежде всего, сталинистский аппарат — сохраняет контроль над классом, так и активным слоем, который дает пролетариату возможность развиваться и организоваться как класс». В этом же заявлении определяется количество таких «организационных кадров»: «от 10 до 15 тысяч активистов», и они «по большей части находятся под контролем Компартии» [11].

ОКИ ставила перед собой задачу «подтолкнуть к созреванию и расколу объективное противоречие между пробуржуазной ориентацией аппарата и этими активистами и организационными кадрами, которые по необходимости вынуждены идти путем сопротивления и бороться рука об руку со своим классом».

Подобного рода заявления перемежаются резкими нападками на паблоизм. Но на самом деле отношение ОКИ к профсоюзам и сталинистам в 1968 году мало чем отличалось от позиции паблоистов в 1953 году.

Пабло тогда пришел к выводу, что новое революционное наступление не выльется в форму независимого движения рабочего класса под знаменем Четвёртого Интернационала, а, скорее, примет форму сдвига влево определенных слоев сталинистского аппарата под давлением объективных событий. Сходным образом ОКИ считала, что революционное развитие вырастет из «внутренней дифференциации внутри организаций и созревания существующего противоречия между аппаратом и организационными кадрами класса» [12].

Хотя в 1968 году действительно существовали глубокие разногласия и конфликты между профсоюзами и Коммунистической партией, революционное движение могло развиться лишь путем открытой борьбы и политического раскола со сталинизмом. Но ОКИ уходила от постановки этой задачи, поднимая тактику единого фронта до уровня стратегии и скрывая свое собственное политическое лицо.

В книге де Массо есть много страниц, на которых рассказывается, что и сами сталинисты могли повернуть в сторону революции. Автор с похвалой отзывается, например, об обращении сталинистской молодежной организации, с которым она выступила 13 мая, потому что в нем не было нападок на «радикальных левых», содержались призывы к объединению студентов, школьников средних школ и молодых рабочих, а также выдвигался лозунг рабочего правительства. Де Массо замечает: «Аппарат не только видит себя вынужденным следовать за движением. Чтобы сохранить контроль и восстановить свое влияние в рабочем классе, он должен также, некоторым образом и в определенных границах, выдвигаться вперёд и брать руководство на себя... Действуя таким образом, аппарат собирает вокруг себя активистов, а они затем радикализируют рабочий класс в целом» [13].

Продолжение следует

Примечания:

[1] François de Massot, La grève générale (Mai-Juin 1968), Supplément au numéro 437 de Informations Ouvrières. Цитаты из этой книги далее обозначены именем автора.

[2] Троцкий Л., Немецкая революция и сталинская бюрократия, глава 9.

[3] Там же, глава 5.

[4] Троцкий Л., Коммунистический Интернационал после Ленина. Москва, изд-во «Спартаковец», 1993, с. 128.

[5] Троцкий Л., Немецкая революция и сталинская бюрократия, глава 5.

[6] Об отношении марксистского движения к профсоюзам см.: David North, Marxism and the Trade Unions [Дэвид Норт, Марксизм и профсоюзы].

[7] Троцкий Л., Пять лет Коминтерна, Госиздат, М., 1924, с. 298.

[8] Там же, с. 297.

[9] Daniel Gluckstein, Pierre Lambert, Itinéraires, Éditions du Rocher 2002, p. 51.

[10] La V érité, no. 541, avril-mai 1968.

[11] “Le bonapartisme gaulliste et les tâches de l’avant-garde,” La Vérité No. 540, février-mars 1968, pp. 13–14.

[12] “Le bonapartisme gaulliste et les tâches de l’avant-garde,” La Vérité No. 540, février-mars 1968, p. 15.

[13] François de Massot, La grève générale (Mai-Juin 1968), p. 58.