Александр Резник, Троцкий и товарищи: Левая оппозиция и политическая культура РКП (б), 1923-1924, Санкт-Петербург 2017. Если не указано иное, все ссылки относятся к страницам данного издания.

Два года назад Александр Резник, профессор истории Высшей школы экономики, опубликовал на русском языке книгу Троцкий и товарищи. Второе издание вышло в этом году.

Несмотря на то что в ней содержатся некоторые полезные сведения, книга, в конечном счете, искажает политику оппозиции и ее происхождение. Это искажение направлено на то, чтобы поддержать одну из величайших исторических фальсификаций ХХ века, — что в Советском Союзе не существовало марксистской альтернативы сталинизму. Оборотной стороной этого взгляда является утверждение, будто Левая оппозиция Троцкого не представляла собой преемственности в отношении программы Октябрьской революции в Советском Союзе и на международном уровне.

Резник предлагает читателю относительно честное изложение популярности Троцкого и его громадного таланта как социалистического писателя. Он признает, что «... несмотря на поражение Троцкого во внутрипартийной борьбе [в 1924 году], в глазах целых групп партийцев он оставался авторитетной политической фигурой» (стр. 100).

Однако, несмотря на признание влияния Троцкого в массах и особенно среди студентов, центральный аргумент Резника состоит в том, что Левая оппозиция была не чем иным, как разнородной коалицией различных политических элементов, что роль Льва Троцкого в ней была преувеличена, и что оппозиция потерпела окончательное «поражение» в 1924 году. Он пишет: «”Троцкизм” был частью Левой оппозиции, но оппозиция не была “троцкистской”» (стр. 262). В интервью, данном в начале 2017 года, Резник прямо заявил, что троцкизм является для него лишь «конструктом».

Выдвигая этот аргумент, он фальсифицирует возникновение и политику оппозиции в двух важнейших аспектах. Во-первых, Резник явным образом отказывается рассматривать экономические и, прежде всего, внешнеполитические вопросы в политике Левой оппозиции, хотя и признает, что Троцкий и другие оппозиционеры считали их приоритетными. Это сочетается с полным невниманием к дискуссиям относительно программы мировой социалистической революции, которую выдвигал Троцкий.

Во-вторых, Резник искажает хронологию появления оппозиции, отрицая, по сути, преемственность между программой Октябрьской революции, борьбой Ленина против растущей националистической фракции внутри партии и растущей государственной бюрократии — с одной стороны, а также программой и политикой оппозиции — с другой.

Его исторический метод — это субъективный эклектицизм. Во «Введении» он объявляет, что все предыдущие исследования оппозиции чрезмерно «сфокусировали внимание» на ее документах, а также на Троцком и Москве (которая была бесспорным центром деятельности оппозиции в то время). Это дает Резнику оправдание для произвольного выбора текстов для цитирования, тех лидеров оппозиции и тех аспектов деятельности Троцкого, которые он хочет обсуждать. Это сочетается с замысловатыми субъективными подходами к истории, которые в настоящее время модны в академических кругах, в том числе «история эмоций» и изучение «отношений патрона-клиента», которые больше запутывают читателя, чем прибавляют к нашему знанию или пониманию оппозиции.

Политика Троцкого и Левой оппозиции

В то время как Резник заполняет страницы книги обсуждением того, существовали ли отношения «патрон-клиент» между Троцким и другими членами оппозиции (заключая, что ничего существенного в таком роде не было), политика и перспективы Троцкого остаются целиком без объяснения; понятие «перманентная революция» практически не упоминается во всей 260-страничной книге. Это ошеломительный пробел в книге о Левой оппозиции, поскольку именно эта перспектива, то есть стратегия международной революции, стояла в самом центре внутрипартийной борьбы и была поводом для бесчисленных публичных и внутрипартийных нападок сталинской фракции на Троцкого и оппозицию.

В отличие от концепции Георгия Плеханова и меньшевиков, — они представляли буржуазно-демократическую революцию как очередной этап в историческом развитии России, — Троцкий предвидел, что развитие мирового капитализма приведет в движение рабочий класс в странах с запоздалым капиталистическим развитием, таких как Россия. Захват власти и выполнение задач буржуазно-демократической революции станет частью социалистического переустройства общества.

Он и Ленин соглашались с тем, что буржуазия не способна играть революционную роль в России. Однако, в отличие от Ленина, который выдвигал программу «диктатуры пролетариата и крестьянства», Троцкий утверждал, что такой вещи, как диктатура двух классов не может быть.

Хотя бедное крестьянство должно было быть завоевано на сторону программы диктатуры пролетариата, крестьянство, в конечном итоге, должно будет вступить в конфликт с рабочим классом — в той мере, в какой последний будет ущемлять права частной собственности, включая право на владение землей. Неизбежное противоречие между интересами рабочего класса и крестьянства в революции могло быть разрешено только путем распространения революции в мировом масштабе. В своих основополагающих трудах о революции 1905 года Троцкий писал:

«Пред революционной властью будут стоять объективные социалистические задачи, но разрешение их на известном этапе столкнется с хозяйственной отсталостью страны. В рамках национальной революции выхода из этого противоречия нет. Пред рабочим правительством с самого начала встанет задача: соединить свои силы с силами социалистического пролетариата Западной Европы. Только на этом пути его временное революционное господство станет прологом социалистической диктатуры. Перманентная революция станет таким образом для пролетариата России требованием классового самосохранения. Если бы у рабочей партии не оказалось достаточной инициативы для революционно-агрессивной тактики, и она задумала бы перейти на сухоядение только-национальной и только-демократической диктатуры, соединенная реакция Европы не замедлила бы ей разъяснить, что рабочий класс, в руках которого находится государственная власть, должен всю ее обрушить на чашу весов социалистической революции» [1].

Опускать в книге обсуждение теории перманентной революции - значит делать непонятным не только атаку Сталина на Троцкого и роль последнего в революции, но также и все развитие революции и рост сталинизма.

После перехода Ленина на эту точку зрения в 1917 году именно эта интернационалистская стратегия перманентной революции легла в основу захвата власти большевиками, за которым вскоре последовало учреждение Коммунистического Интернационала. На этом же основывалась политика и стратегия советского руководства во время Гражданская войны 1918-1920 годов. Но противоречия революции, которые Троцкий предвидел в 1905 году, убедительно проявили себя после революции в условиях, когда революция в Европе, в том числе и прежде всего в Германии, а также в Венгрии и Болгарии, терпела одно поражение за другим.

После шести с половиной лет Первой мировой и Гражданской войн 1914-1920 годов советская экономика лежала в руинах. В 1921 году руководство большевиков было вынуждено перейти на рельсы новой экономической политики (нэп), делая значительные уступки принципам частной рыночной экономики. Эти уступки были направлены на то, чтобы обеспечить поддержку пролетарской диктатуры со стороны крестьянства и ускорить процесс восстановления экономики.

Введение нэпа — в том числе, переход от продразверстки к продналогу — предотвратило дальнейшее развитие экономической катастрофы. Сельское хозяйство начало в 1921-22 годах восстановляться. Но государственная промышленность восстанавливалась гораздо медленнее, и дисбаланс роста привел к серьезной безработице, затронувшей в 1924 году 1,24 миллиона из 8,5 миллиона рабочих и служащих в СССР.

В 1923 году возникли так называемые «ножницы цен» — термин, введенный Троцким, — что угрожало серьезным голодом. Рост цен на промышленные товары при фиксированных закупочных государственных ценах на зерно провел к тому, что десятки миллионов бедных крестьянских хозяйств в Советском Союзе не могли позволить себе приобретать промышленные товары. Они начали переходить на натуральное хозяйство и прекращать продажу своей сельскохозяйственной продукции городам. К августу 1923 года в ряде крупных советских городов вспыхнули забастовки. Так называемая «смычка» — союз рабочих и крестьян — оказалась под серьезной угрозой.

Эти процессы также изменили социально-политическую структуру самой большевистской партии. Тысячи наиболее преданных рабочих-большевиков погибли во время Гражданской войны. Другие были рекрутированы в государственный аппарат и стали чиновниками среднего или высшего звена. Начал складываться бюрократический слой, удушавший творческую энергию и демократическое участие масс в экономике, а политический режим, даже внутри партии, становился все более репрессивным.

Именно в этих условиях перспектива международного социализма стала главной мишенью со стороны значительной части партийного руководства, сплотившегося вокруг тайно созданной «тройки» (Сталин, Каменев и Зиновьев), которая отражала интересы восходящей советской бюрократии.

Резник неоднократно настаивает на том, что «оппозиция в 1923-24 годах являлась гетерогенной по составу и неформальной по организованности группой сторонников реформирования партии в соответствии с идеалом более демократического внутрипартийного режима» (стр. 259). Это описание совершенно неверно. Резник игнорирует важнейшие вопросы международной стратегии и ориентации, которые были главными в программе оппозиции. Этот аргумент также призван укрепить политическую репутацию тех фигур и тенденций, которые, хотя и были в течение нескольких лет частью оппозиции, но не играли определяющей роли в формировании ее взглядов и состава.

Резник уделяет избыточно много внимания тому факту, что Преображенский был автором значительной части Заявления 46-ти от 15 октября 1923 года, которое считается основополагающим документом Левой оппозиции. Однако этот факт, хотя и небезынтересный с исторической точки зрения, не имеет принципиального значения для нашей оценки политики оппозиции или роли Троцкого в написании Заявления 46-ти. Троцкий в это время болел, а Преображенский был одним из его ближайших единомышленников. Логично предположить, что именно Преображенский подготовил проект Заявления. Известно, что многие другие важные оппозиционные документы писались в соавторстве или же были целиком написаны другими ведущими оппозиционерами.

Однако, с политической точки зрения, нет сомнений в том, что Заявление было политическим документом, связанным, прежде всего, с именем Льва Троцкого. В основном оно опиралась на обширное письмо Троцкого Центральному комитету и Центральной контрольной комиссии от 8 октября. Официальный ответ ЦК на Заявление 46-ти, который Резник для собственного удобства опускает в книге, признает ведущую роль Троцкого в оппозиции. В ответе ЦК содержался специальный раздел, озаглавленный «Заявление 46 сторонников тов. Троцкого», где говорится, что «тов. Троцкий стал центром, вокруг которого собираются все противники основных кадров партии» [2].

Особенно поразительным в попытках Резника минимизировать роль Троцкого является одновременное возвышение им группы «демократического централизма» (децисты) во главе с Тимофеем Сапроновым. Эта группа, по словам Резника, играла решающую роль в среде оппозиции в Перми; ее взглядам автор явно симпатизирует. Группа «демократического централизма» действительно составляла значительную часть подписавших Заявление 46-ти и включала таких известных деятелей, как Николай Осинский и Яков Дробнис. Но верно также и то, что между Сапроновым и Троцким имелись значительные политические разногласия. Прежде всего, Сапронов в своем анализе русской революции исходил преимущественно из национальной точки зрения, почти полностью сосредоточившись на вопросах внутрипартийной демократии и, в меньшей степени, экономической политики. Однако приписывать Сапронову и его взглядам характер, во всех отношениях близкий к Троцкому, было бы неверным и вводящим в заблуждение. Уже к 1926 году Сапронов и его сторонники порвали с Левой оппозицией. Считая, что СССР стал «мелкобуржуазной диктатурой», возвышающейся над рабочим классом, они объявили о необходимости создания новой партии и совершения новой социальной революции в СССР.

Истоки внутрипартийной борьбы

Путаница относительно политической программы Троцкого и оппозиции тесно связана с неверной хронологией возникновения оппозиции. Резник сужает появление оппозиции до 6 месяцев: с июля-августа 1923 года, когда Троцкий «начал обсуждения с ближайшими единомышленниками» (стр. 79), через публикацию Заявления 46-ти и до партийного обсуждения взглядов оппозиции в декабре 1923 — январе 1924 года.

Хронология имеет немаловажное значение. Изложение Резником картины возникновения оппозиции предполагает не только то, что до лета 1923 года основные политические разногласия еще не возникли. Оно также подразумевает, что не существовало связи между борьбой оппозиции и той борьбой, которую вел Ленин в преддверии своей смерти. По мнению Резника, Ленина нельзя считать одним из «ближайших единомышленников Троцкого».

И здесь снова Резник попросту игнорирует ключевые исторические документы, противоречащие его аргументам. Троцкий в своем письме в ЦК от 8 октября 1923 года ссылается на свои неудачные «полуторагодовые усилия» по исправлению курса руководства как на причину своего нынешнего решения довести свои взгляды и критику до сведения партии в целом [3]. Резник в своем Введении к книге отбрасывает работы марксистского историка и социолога Вадима Роговина. Он заявляет, что его «масштабное историческое полотно… устарело как в фактическом так и в концептуальном отношении» (стр. 13), даже не пытаясь цитировать или комментировать работы Роговина во всей своей книге. Это совершенно бесчестный подход [4].

Первый из семи томов работы Роговина о Левой оппозиции Была ли альтернатива? (1992) остается наиболее всесторонним описанием возникновения Левой оппозиции, сделанным на каком-либо языке. Роговин тщательно проследил преемственность между борьбой Ленина против растущей националистическо-шовинистической тенденции в партии, против ее бюрократизации, и появлением Левой оппозиции. Именно эту преемственность Резник пытается отрицать.

«Последняя борьба» Ленина, связанная, прежде всего, с вопросом о монополии внешней торговли и «грузинским делом», предвосхитила те вопросы политической и экономической ориентации, которые сыграли затем столь важную роль во внутрипартийной борьбе.

После победы в Гражданской войне и образования Советского Союза главное разногласие в руководстве в течение 1922 года касалось вопроса монополии внешней торговли. Установленная после захвата власти монополия внешней торговли гарантировала положение, в рамках которого ведущим предприятиям, национализированным правительством после революции, было запрещено самостоятельно устанавливать связи с иностранными капиталистическими компаниями или государствами. Целью монополии было защитить рабочее государство от неконтролируемого притока частного капитала и дешевых товаров, что подорвало бы советскую промышленность и экономические основы государства.

В октябре 1922 года Ленин узнал, что в его отсутствие Политбюро проголосовало за отмену монополии внешней торговлю. Встревоженный, но еще прикованный к постели Ленин разослал несколько записок, решительно выступая против отмены монополии. В письме от 13 декабря 1922 года он предупреждал: «Никакая таможенная политика не может быть действительной в эпоху империализма и чудовищной разницы между странами нищими и странами невероятно богатыми… ни о какой серьезной таможенной политике сейчас, в эпоху империализма, не может быть и речи, кроме системы монополии внешней торговли» [5].

Ленин сознавал, что шаги к отмене монополии внешней торговли были основаны на совершенном непонимании соотношения сил между мировым капиталистическим рынком и рабочим государством в эпоху империализма. Он предупреждал, что предложения большинства руководства подорвали бы положение рабочего класса и промышленности в Советском Союзе в пользу мелких спекулянтов и торговцев, возникших в условиях нэпа. С помощью Троцкого Ленин смог добиться отмены этого решения.

Почти одновременно с этим, в декабре 1922 года, разгорелся еще один крупный спор по поводу так называемого «грузинского дела». В ходе длительного конфликта между Сталиным и руководящим большинством РКП(б) — с одной стороны, и большинством ЦК грузинской партии, сгруппировавшимся вокруг Мдивани — с другой, по вопросу о статусе Грузинской ССР в составе Союза Советских Социалистических Республик, ведущий сторонник сталинской позиции Орджоникидзе прибег к рукоприкладству в отношении одного из лидеров грузинской партии. Ленин был поражен этим инцидентом и написал несколько важных заметок последнего периода своей жизни.

В записке от 30 декабря 1922 года под названием «К вопросу о национальностях или об “автономизации”» Ленин писал, что шовинистическая линия Орджоникидзе и Сталина должна быть понята в контексте наличия буржуазных элементов в советском государственном аппарате, позиции которых усилились вследствие задержки международной революции и экономической отсталости страны. Он определил эту линию как возрождение в государственном аппарате типа «истинно русского человека, великоросса-шовиниста, в сущности, подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ» [6].

Вопрос затрагивал не только внутреннюю политику Советского Союза, но и имел непосредственное отношение к ориентации и авторитету Третьего Интернационала, то есть к судьбе мировой революции. Ленин предупредил, что возрождение русского шовинизма в Советском государстве нанесет «вред, который проистечет не только для нас, но и для всего Интернационала, для сотен миллионов народов Азии». После чего он делал вывод: «Было бы непростительным оппортунизмом, если бы мы накануне этого выступления Востока и в начале его пробуждения подрывали свой авторитет среди него малейшей хотя бы грубостью и несправедливостью по отношению к нашим собственным инородцам» [7].

В обоих конфликтах Ленин обратился к Троцкому как к своему ближайшему союзнику в руководстве партии. Болезнь Ленина и его смерть в январе 1924 года фактически имели решающее значение для изоляции Троцкого и его сторонников в руководстве партии.

XII съезд партии, состоявшийся 17-25 апреля 1923 года в Москве, был первым, где Ленин не смог ни выступить со вступительным докладом, ни принять участие в выборах партийного руководства. К этому времени уже сложилась «тройка», состоявшая из Сталина, Зиновьева и Каменева. «Тройка» использовала съезд и отсутствие Ленина для создания благоприятных условий, чтобы бюрократия могла навязать партии свою политику без демократических дискуссий.

На съезде будущие лидеры Левой оппозиции подняли многие из тех вопросов, которые волновали Ленина. Христиан Раковский, видный болгарско-русский революционер и один из ближайших союзников Троцкого, подверг резкой критике все более шовинистическое отношение государственного аппарата к союзным республикам. В своем выступлении о состоянии советской промышленности Троцкий подробно проанализировал так называемые «ножницы цен» и выступил, в частности, за усиление центрального планирования через Госплан. Хотя его предложения и были официально приняты съездом, они были в последующие месяцы положены под сукно.

На съезде был в десять раз увеличен численный состав Центральной контрольной комиссии (ЦКК), а численность ЦК в основном осталась прежней. Лишь треть членов ЦКК состояла из рабочих от станка. Все остальные работали в партийном и государственном аппаратах. ЦКК вскоре будет играть ведущую роль в удушении партийных дискуссий по поводу Заявления 46-ти и других документов Левой оппозиции.

Вскоре после съезда сторонники взглядов Троцкого и Ленина были понижены в должности. Раковский, например, был отправлен советским послом в Лондон и вскоре после этого полностью отстранен от работы на Украине. Другими словами, к тому времени, когда, по Резнику, оппозиция лишь начала возникать, в партии уже давно шла борьба против бюрократического сползания.

Влияние германской революции

В середине октября 1923 года, после опубликования Заявления 46-ти, которое широко распространялось в партии, руководство было вынуждено разрешить ограниченное обсуждение взглядов оппозиции. Добавляя не слишком много нового материала, Резник описывает ход дискуссии в Москве и, в некоторой степени, в Перми. В Москве, центре оппозиции, ее поддержали более двух третей студентов. Из Перми обеспокоенный секретарь Уральского бюро ЦК писал Зиновьеву: «Со всех концов [страны] сообщают о прибытии свердловцев [студенты Свердловского университета в Москве], которые всюду выступают за оппозицию» (стр. 300). От четверти до трети рабочих ячеек приняли резолюции, повторяющие взгляды оппозиции [8].

И это несмотря на то, что руководство партии стремилось всеми возможными способами манипулировать обсуждением: на региональных конференциях в январе 1924 года делегаты от оппозиции были искусственным образом представлены крайне незначительно, а результаты голосований, особенно в рабочих ячейках, неверно излагались в Правде.

Резник однозначно приходит к выводу, что, поскольку оппозиция осталась в меньшинстве в ходе январской дискуссии и в последующие месяцы, то, значит, она потерпела «поражение». В качестве причин он называет «сочетание репрессивных и воспитательных [!] мер», которое «нейтрализовало критическую массу оппозиционеров и обеспечило “легкий” разгром Троцкого в ходе “литературной дискуссии” на рубеже 1924–1925 годов».

Резник выдвигает здесь в качестве объяснения то, что в действительности само нуждается в объяснении: почему руководство партии и бюрократия смогли провести эти репрессивные меры? Почему рабочий класс, который только что совершил величайший социальный и демократический переворот в мировой истории, не противодействовал им?

Этот вопрос остается необъяснимым без рассмотрения развития революции как интернационального процесса. Но Резник отказывается это делать, хотя и признает, что германская революция захватила всех в руководстве партии и очень сильно изменила настроения осенью 1923 года. Один из наиболее показательных признаков его собственной национальной точки зрения — беглое замечание Резника о том, что германские события осени 1923 года прервали дискуссию в партии по вопросам быта, культуры и литературы (стр. 101). Автор предлагает читателю видеть в германской революции только досадное отвлечение от того, что могло, по его мнению, стать «культурной революцией» в СССР.

Однако развитие революции в России невозможно рассматривать отдельно от революции в Германии. Условия для решения всех экономических проблем, давивших на первое рабочее государство, изолированное и отсталое, и что, в конечном итоге, определило соотношение сил в партийном и государственном аппарате, — все эти условия были бы совершенно другими, если бы немецкий пролетариат смог захватить государственную власть осенью 1923 года.

Несмотря на ожесточенные политические разногласия по поводу того, какой должна быть правильная политика в Германии, в партии и советском рабочем классе присутствовало ясное осознание того, что развитие революции в Европе имеет огромное значение для судьбы рабочего государства. Правда, центральный орган партии, ежедневно сообщала о «борьбе в Германии». Когда Генрих Брандлер, лидер Коммунистической партии Германии (КПГ), приехал в Москву в августе 1923 года, то обнаружил, что улицы «…оклеены плакатами, приветствующими германскую революцию. В центре города были вывешены транспаранты и плакаты с лозунгами: “Русская молодежь, учи немецкий язык — приближается немецкий Октябрь”. В каждой витрине магазина можно было увидеть фотографии Клары Цеткин, Розы Люксембург и Карла Либкнехта. На всех заводах созывались собрания для обсуждения вопроса: “Как нам помочь германской революции?”» [9]

Демонстрации и митинги по поводу событий в Германии организовались по всему Советскому Союзу. Сотрудник комсомольской газеты в Свердловске так описал деятельность своей газеты в октябре-ноябре 1923 года: «Вся работа была сосредоточена на Германии, ведь там зрела революция. Это было время “немецких уголков”, курсов немецкого языка и ускоренного допризывного обучения» [10]. Рабочий из Перми на вопрос: «Какие меры вы считаете возможными в ближайшем будущем, чтобы перейти к коммунистическому образу жизни?» — ответил: «Социальная революция, по крайней мере, в Европе» [11].

Неудача революции 1923 года, после предыдущих поражений в Германии в 1918-19 годах, в Венгрии в 1919 году и в Болгарии в 1920 году, положила конец целому периоду революционных потрясений, охвативших Европу, начиная с 1917 года. Это позволило капитализму временно стабилизироваться. Произошел массовый сдвиг в настроениях революционных масс (и не только в Советском Союзе), что способствовало усилению настроений пессимизма и пассивности и помогло укреплению бюрократии.

Сам Троцкий определил этот сдвиг в настроении масс как главный фактор изоляции Левой оппозиции. В то время как Резник мошеннически утверждает, что в своей автобиографии «Троцкий фактически избегает вспоминать о событиях, в которых потерпел поражение» (стр. 15), на самом деле тот посвятил три главы книги Моя жизнь возникновению оппозиции.

Резник не желает — да и не способен на это — дать читателю анализ сдвигов в социальном балансе сил в СССР, а также политических настроений в рабочем классе и их влияния на внутрипартийную борьбу. В попытке объяснения, — которое, пожалуй, больше раскрывает его собственные взгляды, чем историю Левой оппозиции, — Резник утверждает, что оппозиция в 1923 году «концентрировалась почти исключительно на политических вопросах. Она игнорировала специфические интересы рабочих и профсоюзных активистов, что явилось и причиной и следствием их взаимного отчуждения. Но эта ситуация обнажила и политическую слабость рабочих, не увидевших объективных преимуществ демократизации внутри правящей партии» (стр. 261). Поэтому, по словам Резника, оппозиция нашла поддержку в основном среди интеллектуалов.

Этот аргумент фактически повторяет клевету против оппозиции со стороны сталинской фракции, которая утверждала, что оппозиция далека от рабочего класса, что методы и политика сталинской фракции отражают реальные интересы рабочих. Более того, аргумент Резника основан на лишь слегка завуалированном презрении к рабочему классу. Согласно ему, ни демократические требования, ни «политические вопросы» (не говоря уже про вопросы международной стратегии) никогда не смогут найти поддержки среди рабочих.

Резник, таким образом, совершенно недвусмысленно заявляет, что Левая оппозиция не представляла интересы рабочего класса и никогда не имела шансов заручиться какой-либо значительной поддержкой. Для Резника борьба была проиграна в начале 1924 года. Однако, в действительности, она только начиналась.

В своих Уроках октября (1924) Троцкий зафиксировал явную преемственность, существующую между мелкобуржуазной националистической оппозицией Зиновьева, Каменева и Сталина захвату власти большевиками в 1917 году и политической линией, которую они проводили в Германии в 1923 году. В 1924 году эта брошюра стала предметом беспрецедентной по тем временам кампании клеветы и исторических фальсификаций, направленных на дискредитацию Троцкого и оппозиции и отрицание той роли, которую как эта программа, так и сами лидеры сыграли в революции 1917 года. Именно тогда Николай Бухарин недвусмысленно выдвинул программу «социализма в одной стране» в качестве политического выражения интересов правящей бюрократии. (Подобно «перманентной революции», термин «социализм в одной стране» не упоминается в книге Резника).

В последующие годы на партию обрушили массивную и исторически беспрецедентную кампанию клеветы и фальсификаций, направленных против оппозиции, программы перманентной революции и исторической правды о программе и лидерах революции 1917 года.

В 1925–27 годах Левая оппозиция была вовлечена в международную борьбу за правильную политическую линию в китайской революции, которая имела столь монументальное значение для судеб XX века.

У Резника бросается в глаза отсутствие интереса и полное безразличие к историческим фальсификациям сталинской фракции, а также к истории борьбы Левой оппозиции 1920-х годов. Растущие преследования и, наконец, исключение Левой оппозиции из партии в 1927 году эвфемически описаны в «Заключении» книги Резника как «размежевание», «а затем и раскол партии в 1926–1928 годах» (стр. 256).

Несмотря на все более свирепые репрессии, которые достигли своей кульминации в массовом убийстве революционеров во время Большого террора 1930-х годов, Левая оппозиция продолжала свою политическую борьбу. В 1928 году была сформирована Международная левая оппозиция, которая вскоре имела секции и сторонников в Соединенных Штатах, Канаде, Греции, Чехословакии, Германии, Франции, Испании, Польше, Индии, Китае и многих других странах.

Даже в Советском Союзе Левая оппозиция продолжала свою работу, несмотря на чудовищное политическое давление и преследования. Это подробно описано во 2-м томе семитомной серии Вадима Роговина, который называется Власть и оппозиции и который недавно был опубликован на английском языке под заглавием Большевики против сталинизма. Это также убедительно проиллюстрировано недавней находкой в уральской тюрьме тайного захоронения документов, написанных находившимися там левыми оппозиционерами в начале 1930-х годов. В тот период была проведена кампания террора как внутри, так и за пределами СССР, в результате которой погибли десятки тысяч троцкистов и сотни тысяч революционеров. Тем не менее в 1938 году Троцкий и его сторонники основали Четвертый Интернационал. Но для Резника все это не достойно даже короткого упоминания.

Заключение

Анализируя три биографии Троцкого, которые были написаны британскими историками и сознательно преследовали цель осудить великого революционера и фальсифицировать его роль в истории, Дэвид Норт объяснил в своей книге В защиту Лева Троцкого, что появление этого нового типа «превентивной биографии» коренится в страхе буржуазии по поводу нового подъема классовой борьбы, который спровоцирует обновленный интерес к социализму, а вместе с тем к политике и идеям Лева Троцкого.

Книга Резника — не халтура, состоящая из откровенно злобной клеветы с целью дискредитации, какую, например, сочинил Роберт Сервис из Оксфордского университета. Тем не менее Резник приспособляется к тенденции, которую проанализировал и разоблачил Норт. Он дает такой халтуре левое прикрытие. Книга Резника совершенно сознательно направлена против кампании по защите исторической правды о Левой оппозиции и Льве Троцком, которая проводилась в течение последних трех десятилетий троцкистским движением при существенной поддержке покойного Вадима Роговина. Именно исходя из этого следует понимать сознательное преуменьшение Резником значения книг Роговина как якобы «устаревших» и отсутствие у него каких-либо ссылок на работы Дэвида Норта о Левой оппозиции, а также на книгу В защиту Лева Троцкого [12].

Рабочим, студентам и молодежи, которых интересует Троцкий и Левая оппозиция в качестве альтернативы сталинизму, книга Резника посылает недвусмысленный сигнал — здесь учиться нечему.

Значение и характер книги Резника не могут быть полноценно обсуждены без упоминания об участии автора в политической жизни. Резник связан с паблоистской тенденцией посредством Российского социалистического движения (РСД) — ее группы в России. Паблоизм возник как ревизионистская тенденция в Четвертом Интернационале в послевоенный период, выступая за ликвидацию ЧИ и растворение его секций в рядах сталинистских и социал-демократических партий и буржуазных национально-освободительных движений. В своих основных аргументах Резник повторяет аргументы книги Саймона Пирани Русская революция в отступлении (2008).

Пирани порвал с Международным Комитетом в 1985-1986 годах. Сегодня он занимается анализом российского и украинского нефтегазового сектора в Оксфордском институте энергетических исследований (Oxford Institute for Energy Studies) от имени и по поручению британского империализма. Как и Резник, Пирани в своей книге настаивает на том, что оппозиция 1923 года представляла собой «поспешно сколоченную коалицию» [13]. Пирани даже более агрессивно, чем Резник, стремится минимизировать роль Троцкого и вычеркнуть книги Роговина из историографического наследия. Повторяя аргументы антикоммунистических идеологов, Пирани утверждает, будто сталинизм действительно вытекает из идеологии большевизма, по крайней мере, частично.

В конце 1980-х и начале 1990-х годов паблоисты поддерживали реставрацию капитализма в СССР. В последнее десятилетие они выступали в качестве идеологов империалистических интервенций США в Ливии и Сирии. В России они выступают в защиту фальшивой «демократической» кампании против Путина со стороны поддерживаемого США Алексея Навального, который имеет давние и хорошо известные связи с крайне правыми. Паблоисты также вступают в различные альянсы со сталинистскими и ультраправыми силами. Именно в этом контексте следует понимать отрицание Резником не только исторической преемственности троцкизма и его международной программы, но и самого его существования как особой политической тенденции. Это — историческое отражение сдвига паблоистов в лагерь сознательного антитроцкизма и контрреволюции.

Примечания:

[1] Троцкий Л., Наши разногласия. См.: http://iskra-research.org/Trotsky/Permanent/chapter27.shtml.

[2] Роговин, В.З. Была ли альтернатива?: «Троцкизм»: Взгляд через годы. Москва, 1992, стр. 111. См. тж.: https://e-libra.ru/read/103890-byla-li-al-ternativa-trockizm-vzglyad-cherez-gody.html.

[3] Письмо Л.Д. Троцкого членам ЦК и ЦКК РКП(б) от 8 октября 1923 г. См.: https://rabkrin.org/pismo-l-d-trockogo-chlenam-ck-i-ckk-rkpb/.

Троцкий описал становление и действия оппозиции в автобиографии Моя жизнь, главы XL, XLI, XLII: http://www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotl026.htm.

[4] Стоит упомянуть, что в своей брошюре 2010 года (Троцкизм и Левая оппозиция в РКП(б) в 1923-24 годы, Москва, «Свободное марксистское издательство») Резник совсем иначе описывал роль В.З. Роговина. Тогда он писал: «Единственная попытка концептуального историописания Левой оппозиции как “троцкистского” международного движения в 1923-40 гг. была предпринята марксистским социологом В.З. Роговиным» (стр. 11). И дальше Резник продолжил: «Как бы то ни было, Роговин по праву считается одним из пионеров в исследовании “троцкизма” и, как правило, одним из важнейших “троцкистских” историков» (там же).

[5] Ленин В.И., «О монополии внешней торговли» // ПСС, 5 изд., том 45, стр. 335-336.

[6] Там же, стр. 357.

[7] Там же, стр. 362.

[8] Резник дает в книге не больше фактов, чем уже было представлено в работе: Darron Hincks, “Support for the Opposition in Moscow in the Party Discussion of 1923-1924”; журнал Soviet Studies, Vol. 44, No. 1 (1992), pp. 137-151.

[9] Цитируется по статье: Gleb Albert, “’German October is Approaching’. Internationalism, Activists and the Soviet State,” in: Revolutionary Russia, Vol. 24, No. 2 (December 2011), p. 111.

[10] Цитируется по статье: Gleb Albert.

[11] Цитируется по статье: Gleb Albert, p. 118.

[12] Это молчание о книге Норта не является признаком невежества. В переписке с МСВС Александр Резник сообщил о прочтении книги вскоре после ее публикации в 2010 году. Молчание о книге Норта тем более поразительно, что Резник, оценивая книгу Сервиса и ее «поверхностные, предвзятые и просто ошибочные выводы», все-таки называет автора этих «ошибок» «профессиональным историком, специалистом по истории большевизма» (стр. 13). Не удивительно поэтому, что Ян Тэтчер, автор одной из «превентивных биографий» Троцкого, положительно отзывается о книге Резника (см. Ian D. Thatcher, “Trotskii i tovarishchi. Levaia oppozitsiia i politicheskaia kul'tura RKP(b) 1923–1924“, in: Revolutionary Russia, Vol. 31, No. 1 (2018), pp. 131-133).

[13] Пирани С. Русская революция в отступлении. М., 2013, с. 304. См. тж.: Simon Pirani, The Russian Revolution in Retreat. Soviet Workers and the New Communist Elite, Routledge 2008, p. 211.