Это первая часть статьи, состоящей из четырех частей.
Пожар в Кемерово 25 марта, — в результате которого погибло, по меньшей мере, 60 человек, в том числе более 40 детей, — потряс и возмутил население России и всего мира. Пожар не был случайностью. Он явился социальным преступлением, совершенным олигархией, которая правит Россией после разрушения СССР в 1991 году.
Произошедшая на фоне идущей полным ходом военной кампании империалистических держав против России, угрожающей человечеству ядерным уничтожением, трагедия обнажила те социальные отношения, которые определяют сегодняшнее российское общество. Растущая международная и экономическая нестабильность уже привела к подъему классовой борьбы в США, Северной Африке, Иране и Европе. Нестабильность втягивает в эту борьбу и рабочий класс России.
Но рабочий класс не сможет найти себе дорогу вперед без сознательного усвоения уроков предательств, совершенных сталинизмом, а также без осознания преступного характера капиталистической реставрации. Оба эти фактора создали условия как для кемеровской трагедии, так и для империалистического окружения России. В этой серии статей будут рассмотрены уроки шахтерской забастовки конца 1980-х годов, эпицентром которой был Кузбасс, результаты реставрации капитализма и альтернатива, выдвинутая троцкистским движением, Международным Комитетом Четвертого Интернационала.
Что случилось с забастовкой шахтеров?
Кузбасс исторически является одним из наиболее важных в политическом и экономическом отношении рабочих регионов России. Именно здесь почти 30 лет назад, в 1989 году, началась массовая забастовка шахтеров, распространившаяся вскоре по всему Советскому Союзу.
Забастовка началась в разгар политики «перестройки», инициированной четырьмя годами ранее Генеральным секретарем Коммунистической партии Советского Союза Михаилом Горбачевым. Восхваляемая западными правительствами и мелкобуржуазными «левыми», эта политика означала переход советской бюрократии к открытой политике капиталистической реставрации.
Международный комитет Четвертого Интернационала (МКЧИ) был единственной политической силой, которая уже тогда предупреждала рабочий класс о том, куда ведет советская бюрократия. В одном из многочисленных заявлений, опубликованных МКЧИ в то время, Дэвид Норт, нынешний председатель международной редакционной коллегии МСВС, заявлял:
«Политика Горбачева в основном состоит из двух взаимосвязанных элементов. Внутри СССР бюрократия пытается расширить свою социальную базу, поощряя рост новых буржуазных слоев в городах и селах на основе реставрации частной собственности. На международном уровне Горбачев движется к интеграции советского хозяйства в мировой рынок капитализма. Бюрократия пытается подорвать социалистические тенденции внутри советской экономики, в то же время политически ослабляя позиции пролетариата. Взятая в целом, программа Горбачева направлена на ликвидацию в политическом, экономическом и социальном смысле всего, что остается от завоеваний Октябрьской революции» [1].
Этот прогноз базировался на анализе сталинизма и СССР, который был сделан Львом Троцким. Последний был вместе с Лениным руководителем Октябрьской революции 1917 года, а после смерти Ленина стал главным противником сталинистской бюрократии в 1920-е и 1930-е годы и создателем Четвертого Интернационала в 1938 году.
Начиная с 1924 года, в условиях затянувшейся международной изоляции русской революции, сталинская фракция в Коммунистической партии выдвинула националистическую программу «социализма в одной стране», которая была ориентирована против фундаментальных программных основ Октябрьской революции — международного социализма и теории перманентной революции. Националистическая реакция сталинистской бюрократии против революции достигла своей кульминации в 1930-е годы, когда был развязан геноцид против руководства Октябрьской революции, троцкистской Левой оппозиции и десятков тысяч представителей коммунистической и марксистской интеллигенции.
Объясняя переходный и противоречивый характер СССР, Переходная программа Четвертого Интернационала, написанная Троцким, говорила:
«Советский Союз вышел из Октябрьской революции как рабочее государство. Огосударствление средств производства, необходимое условие социалистического развития, открыло возможность быстрого роста производительных сил. Аппарат рабочего государства подвергся тем временем полному перерождению, превратившись из орудия рабочего класса в орудие бюрократических насилий над рабочим классом и, чем дальше, тем больше, в орудие саботажа хозяйства. Бюрократизация отсталого и изолированного рабочего государства и превращение бюрократии во всесильную привилегированную касту являются самым убедительным — не теоретическим только, а практическим — опровержением теории социализма в отдельной стране.
Режим СССР заключает в себе, таким образом, ужасающие противоречия. Но он продолжает оставаться режимом переродившегося рабочего государства. Таков социальный диагноз. Политический прогноз имеет альтернативный характер: либо бюрократия, все более становящаяся органом мировой буржуазии в рабочем государстве, опрокинет новые формы собственности и отбросит страну к капитализму; либо рабочий класс разгромит бюрократию и откроет выход к социализму» [2].
Эти противоречия были резко усилены глобализацией производства, особенно после 1980 года, что привело к кризису все национально-ориентированные бюрократические структуры, будь то сталинистские бюрократии в СССР и Восточной Европе или же профсоюзы Западной Европы и США. Тем или иным образом Советский Союз и руководимые сталинистами страны Восточной Европы должны были быть интегрированы в мировую экономику. Это могло произойти либо путем разрушения СССР и реставрации капитализма руками бюрократии в процессе ее превращения в новый правящий класс, либо же руками рабочего класса в процессе свержения бюрократии в ходе политической революции и распространения Октябрьской революции на страны Западной Европы и США.
Советская бюрократия, столкнувшись с растущим давлением как со стороны рабочего класса, так и империализма, замыслила масштабную мошенническую операцию по возрождению капитализма, стремясь разрешить кризис в своих собственных интересах. Этот курс на реставрацию был резко ускорен после взрыва борьбы рабочего класса в Польше в начале 1980-х годов под руководством профсоюза «Солидарность».
Начиная с 1982 года, под руководством главного карателя Венгерской революции 1956 года Юрия Андропова, Политбюро предприняло ряд шагов по подготовке фронтальной реставрации капитализма. Экономическим институтам, «специалистам» и социологам в Москве и других центрах СССР было поручено подготовить доклады о возможных путях реставрации капитализма. Все чаще проводились «экономические эксперименты».
В апреле 1984 года на тайном заседании Политбюро, которое тогда возглавлял Константин Черненко, была выработана «концепция» и основы программы «перестройки» — в тот числе курс на постепенную ликвидацию государственной монополии внешней торговли, разрешение кооперативной и индивидуальной экономической деятельности, — которые были реализованы в 1986-1988 годы. Текст этой «Концепции» распространялся только среди членов и кандидатов Политбюро, секретарей ЦК и первых секретарей республиканских партий и председателей Советов министров союзных республик, плюс еще от трех до пяти человек. Иными словами, капиталистическая реставрация, позднее замаскированная неопределенными терминами вроде «перестройки» и «гласности», была преступным заговором сталинистской бюрократии [3].
Однако в то время как бюрократия стремительно двигалась курсом, который должен был разрешить кризис в ее интересах, рабочий класс начал восставать против ее правления. Вспышка шахтерской забастовки в 1989 году стала живым подтверждением анализа троцкистского движения, согласно которому существует непримиримый конфликт между интересами рабочего класса и бюрократии.
Совсем не случайно массовое забастовочное движение началось среди шахтеров. Угольная промышленность имела решающее значение для советской индустриализации. Кузнецкий бассейн на юго-западе Сибири, начиная с середины 1920-х годов, служил важнейшим источником энергии для советской экономики. Уже в годы первой и второй пятилетки в 1930-е годы промышленность этого региона получила мощное развитие, быстрым темпом и героическими человеческими усилиями были построены промышленные города.
Практически все крупные города и горнодобывающие центры региона возникли в рамках советской индустриализации. Город Кемерово, столица региона, вырос из автономной индустриальной колонии Кузбасса, созданной в 1921 году с целью развития местной угольной промышленности, — в частности, опираясь на высококвалифицированных американских рабочих, которые для этой цели и по приглашению Ленина эмигрировали из США в СССР. В 1930-е годы Новокузнецк и многие другие мелкие городские и сельские поселения превратились в крупные промышленные центры.
После начала Великой Отечественной войны эвакуация целых заводов и миллионов рабочих из европейской части России в Сибирь еще больше ускорили индустриализацию региона. Кузбасс стал, после украинского Донбасса, самым важным угледобывающим регионом СССР. Это был также единственный горнодобывающий регион, где производился высококачественный уголь, котировавшийся на мировом рынке, от которого советская экономика становилась все более зависимой.
В послевоенные десятилетия шахтеры оставались одной из важнейших составляющих рабочего класса, на которых держался становой хребет советской экономики. Будучи относительно высокооплачиваемыми, шахтеры все же страдали от тяжелых условий труда и жизни. В дополнение к постоянному дефициту продовольствия и мыла они жили в катастрофических антисанитарных условиях и подвергались постоянной опасности на работе. Согласно официальным данным, в 1989 году в очереди на квартиру стояло 365 тысяч человек, а 67 тысяч детей шахтеров находились в очереди в детский сад. Средняя продолжительность жизни была намного ниже среднестатистической по стране из-за опасных условий труда и сильного загрязнения окружающей среды.
Во время «перестройки» социальные возможности для рабочих сократились. Также снижались поставки продуктов питания и предметов первой необходимости. Постоянно происходили аварии на шахтах, многие со смертельным исходом, так что шахты называли «вторым фронтом».
В январе 1989 года в Кремле приняли решение о переводе шахт на «самофинансирование» (хозрасчет). В результате цена, которую шахта получала за каждую тонну добытого угля, составляла около половины затрат на ее добычу. Большинство шахт быстро стали убыточными, многим угрожало закрытие. Шахтеры зимой и весной 1989 года отреагировали несколькими стихийными стачками.
В июле разрозненные забастовки переросли в новое качество, перекинувшись с Междуреченска (10 июля) на весь Кузбасс и захватив Донбасс на Украине — в то время самый важный угольный центр Советского Союза, — а также Караганду в Казахстане. Непосредственным толчком забастовки в Междуреченске явилась нехватка мыла. Это стало самым крупным выступлением рабочего класса за многие десятилетия, советская бюрократия испытала сильный шок.
Резолюция областного комитета КПСС в апреле 1989 года предостерегла против «тех, кто хотел бы превратить демократизацию в недисциплинированность, беззаконие и вседозволенность. В частности, это проявляется в отказе рабочих выходить на работу, что происходит на предприятиях в Кемерово, Новокузнецке, Междуреченске, Осинниках, Киселевске».
Членам партии под угрозой немедленного исключения было запрещено участвовать в забастовках [4]. Несколько недель спустя секретарь обкома партии Александр Мельников предупреждал Центральный Комитет о серьезности ситуации. Политический кризис выразился в сокрушительном провале большинства кандидатов партии во время голосования на выборах народных депутатов СССР в марте 1989 года.
Кузбасская забастовка была первой советской забастовкой за многие десятилетия. Она стала особенно мужественным и боевым событием с учетом того, что одна из последних крупных демонстраций против сталинистского режима в Новочеркасске в 1962 году была кроваво-беспощадным образом подавлена армией, и эта травма глубоко отложилась в памяти советских рабочих. (Применение солдат против бастующих шахтеров бегло обсуждалось в Москве в 1989 году, но Горбачев быстро отказался от этого слишком рискованного шага).
Несмотря на боевой дух и мужество шахтеров, забастовка все же не только закончилась поражением, но и была использована бюрократией для ускорения темпов капиталистической реставрации. Как это произошло?
Отражая как экономические трудности рабочих, так и повсеместную ненависть к бюрократии, требования забастовщиков включали в себя: введение нового праздничного выходного дня, повышение заработной платы и пенсий, а также «отмену привилегий администрации и партийного аппарата на всех уровнях нашего государства». Требования также включали в себя «экономическую независимость» отдельных шахт. Это последнее требование первоначально выдвигалось не рабочими. Его высказывали городские и областные комитеты партии, то есть местная бюрократия, которая, в соответствии с преобладающей идеологией «перестройки», убеждала рабочих в том, что «независимость» шахт и все больше уступок рыночной экономике обеспечат решение их социальных и экономических проблем. Саймон Кларк, давший подробное описание забастовки, объясняет:
«Как только стачки вышли за пределы отдельных шахт, местные власти очень быстро стали увязывать свои интересы с забастовочными требованиями, осторожно помогая шахтерам, а то и поддерживая их, и добавляя свои требования к шахтерским для передачи их в Москву. В результате всевозможные претензии горняков были быстро отодвинуты в сторону и были включены в рамки более общих требований о том, чтобы шахтам было предоставлено полное самофинансирование на основе повышения цен на уголь, хотя это и не фигурировало в первоначальных требованиях рабочих» [5].
Стачечные комитеты тесно сотрудничали с местной администрацией и быстро взяли на себя многие функции местных советов, в том числе в области распределения товаров. Для лидеров забастовки комитеты (и не только в Кузбассе) стали «трамплином к успешной политической или коммерческой карьере» [6]. Забастовка была закончена через несколько недель. Кремль согласился предоставить независимость шахтам и пошел на частичные уступки экономическим требованиям горняков, большинство из которых так никогда и не было удовлетворено.
Аргумент, согласно которому шахтеры протестовали во имя «капиталистической реставрации», является злобной клеветой. Он скрывает преступный заговор определенных слоев сталинистской бюрократии, паблоистов и руководителей профсоюзов, которые работали рука об руку с американским империализмом, действуя посредством АФТ-КПП, чтобы поставить забастовку под свой контроль, дезориентировать рабочих и направить их протест в русло поддержки кремлевской фракции Ельцина, которая затем стала особенно агрессивно проталкивать курс реставрации капитализма.
Невозможно понять развитие событий без учета длительного и глубокого влияния десятилетий сталинистского правления, которое дезориентировало рабочих и ликвидировало руководителей Октябрьской революции и советской Левой оппозиции. Более того, советский рабочий класс оставался отрезанным от программы троцкизма вследствие совокупной роли сталинизма и ревизионистских тенденций в Четвертом Интернационале, в частности, паблоизма. В результате политическая путаница среди советских рабочих была настолько глубока, что бюрократия и слои мелкой буржуазии смогли навязать свою повестку дня за счет интересов рабочего класса.
В дело вступает АФТ-КПП
Американский империализм приветствовал реставраторские усилия сталинской бюрократии и поспешил вмешаться в этот процесс, чтобы гарантировать интересы американской буржуазии. Главным авангардом Госдепартамента и ЦРУ стал профсоюз АФТ-КПП (Американская федерация труда — Конгресс производственных профсоюзов). Начиная с 1988 года, АФТ-КПП оказывал значительную финансовую помощь НПГ (Независимому профсоюзу горняков), а также другим так называемым «независимым» профсоюзам, которые поддержали фракцию Ельцина в ее борьбе за власть в Москве против фракции Горбачева.
НПГ был образован вскоре после поражения шахтерских забастовок 1989 года. С самого начала США посредством АФТ-КПП и аппарата бюрократии стремились подчинить профсоюзное руководство своему влиянию.
Еще до образования НПГ в Соединенные Штаты были приглашены несколько профсоюзных активистов из рабочих советов, активно участвовавших в забастовке шахтеров. Там они встретились с представителями Государственного департамента и АФТ-КПП. Первый съезд НПГ финансировался советским Министерством угольной промышленности. Ричард Вильсон (Richard Wilson), директор программ Института свободных профсоюзов (Free Trade Union Institute — FTUI), присутствовал на съезде, представляя АФТ-КПП.
Поездка Ричарда Вильсона и секретаря-казначея Объединенного профсоюза шахтеров (United Mine Workers) Джона Бановича (John Banovic) в Советский Союз в 1990 году помогла подготовить не только учредительную конференцию НПГ, но и проект «Партнеры в экономической реформе» (ПЭР). Проект ПЭР объединил ассоциацию угольной промышленности США, Объединенный профсоюз шахтеров США, американское Управление по безопасности шахт, российское министерство угольной промышленности и Независимый профсоюз горняков в совместных усилиях по реструктуризации советской угольной промышленности. Институт свободных профсоюзов описывал цели проекта ПЭР как «предоставление технической помощи и содействие американским инвестициям для оживления этих угольных регионов и создание примеров для других секторов советской экономики с точки зрения адаптации к рыночной экономической системе» [7].
Поддержка ельцинской программы радикальных реформ, которая позже стала известна как «шоковая терапия», стояла в центре повестки дня НПГ. Сам НПГ действовал отчасти как бизнес-структура, отчасти — как механизм силового дисциплинирования шахтеров. Он оказал поддержку Ельцину, а также помог Всемирному банку и финансируемому США «Угольному проекту» в реализации их «программы реструктуризации» угольной промышленности, что привело к массовым закрытиям шахт и увольнениям. Анатолий Малыхин, один из лидеров НПГ, который в 1990 году от имени горняков потребовал отставки Горбачева, сначала выдвигал только экономические требования. Затем он стал представителем президента Ельцина в Кемеровской области, а его союзник по НПГ Михаил Кислюк был назначен губернатором области, пока в 1997 году Аман Тулеев не заменил его на этом посту.
Примечания:
[1] Дэвид Норт, Перестройка против социализма. Сталинизм и реставрация капитализма в СССР // Бюллетень Четвертого Интернационала, № 1, январь 1990, с. 16 (отредактировано).
[2] Лев Троцкий, Агония капитализма и задачи Четвертого Интернационала. // Бюллетень оппозиции, № 66-67, май-июнь 1938, с. 14; см.: http://iskra-research.org/FI/BO/BO-66.shtml.
[3] Michael Ellman and Vladimir Kontorovich (ed.), The Destruction of the Soviet Economic System: An Insiders’ History. New York: Routledge 1998, pp. 16, 104.
[4] Цит. по: Simon Clarke, Peter Fairbother, Vadim Borisov, The Workers‘ Movement in Russia. Aldershot/Bloomfield: Edward Elgar Publishing House 1995, p. 22.
[5] Ibid., p. 40.
[6] Ibid., p. 82.
[7] David Bacon, “The AFL-CIO In Moscow: The Cold War That Never Ends“.