В дополнение к этому некрологу мы воспроизводим ниже статью МСВС за май 2012 года («Пример Гарри Белафонте дает историческое представление об упадке движения за гражданские права»), в которой показана политическая роль известного актера и певца Гарри Белафонте в движении за гражданские права и в качестве доверенного лица Мартина Лютера Кинга.

Белафонте, скончавшийся 25 апреля в возрасте 96 лет, добился огромной славы почти 70 лет назад, когда ему было всего около 20 лет. Он популяризировал в США музыку в стиле калипсо, сделав очень успешную концертную и записывающую карьеру в нескольких различных музыкальных жанрах. Его альбом Calypso (1956) стал первой долгоиграющей пластинкой, проданной тиражом 1 миллион экземпляров за один год.

Певец также проявлял себя в качестве киноактера, сыграв в хорошо известной роли Джо вместе с Дороти Дендридж в новаторской кинокартине Кармен Джонс (1959) режиссера Отто Премингера, в которой были задействованы только чернокожие актеры. Он также снялся в главных ролях в фильмах Остров Солнца (Роберт Россен, 1957) и Ставки на завтра (Роберт Уайз, 1959). Однако в 1960-х Белафонте в значительной степени отказался от карьеры в Голливуде, жалуясь на то, что киностудии не были заинтересованы снимать социально значимые фильмы, которые были ему интересны. Он вновь появился в некоторых более поздних фильмах, в частности, в главной роли с Зеро Мостелом в фильме Ангел Левин (1970) и в нескольких фильмах Роберта Альтмана в 1990-х: Игрок (1992) и Канзас-Сити (1996).

Всю оставшуюся долгую жизнь Белафонте называл себя в первую очередь общественным и политическим деятелем, а не певцом или актером.

Белафонте родился в нью-йоркском Гарлеме в семье из Вест-Индии [острова в Карибском море], хотя часть своего детства провел на Ямайке. После Второй мировой войны он познакомился в Американском негритянском театре с Сидни Пуатье и брал уроки актерского мастерства в Новой школе у ​​левого немецкого театрального режиссера Эрвина Пискатора. Благодаря таким знакомствам у Белафонте стали возникать тесные связи с левыми кругами, вращавшихся вокруг Коммунистической партии США. Он также познакомился с актерами Осси Дэвисом и Руби Ди, а также с певцом Полем Робсоном, которого называл своим наставником.

Сотрудничество Белафонте с Мартином Лютером Кингом и неизменная его поддержка составили ту политическую основу, благодаря которой он стал наиболее известен как политический активист. Певец финансово поддерживал Кинга и его семью, в том числе после того, как Кинг был убит в 1968 году. Он помог вызволить Кинга и его товарищей из тюрьмы, когда они были арестованы после протестной акции. Он превратил свой просторный дом в Верхнем Вест-Сайде на Манхэттене в фактически второй дом Кинга и неофициальный офис лидера движения за гражданские права, когда тот приезжал в Нью-Йорк. Именно в этой квартире произошла исторически значимая встреча (на которую Белафонте ссылается в своих мемуарах), представлявшая собой острую дискуссию между Кингом и Эндрю Янгом.

Мало что можно добавить к тому, что было написано 11 лет назад об этом важном эпизоде, в том числе то, что он раскрыл собственное мировоззрение Белафонте и его классовую роль. Он, несомненно, был откровенен и не боялся нажить себе врагов. В выражении своего мнения он зашел так далеко, что даже обрушивал свою критику на первого темнокожего президента США Обаму. Но несмотря на это, он по-прежнему поддерживал Обаму в период его переизбрании в 2012 году и всю свою политическую жизнь поддерживал Демократическую партию.

Ранняя близость Белафонте к сталинистским кругам оказала на него то первое политическое влияние, которое сыграло в дальнейшем большую роль в том, почему он повернулся к реформизму Народного фронта, поддержав утверждение, согласно которому Демократическую партию можно сдвинуть влево, и она сможет обеспечить улучшения для рабочего класса. Именно в этом духе Белафонте поддерживал президентские кампании сенатора от Вермонта Берни Сандерса.

В случае Белафонте это также проявилось в его акцентах на вопросах расы и поддержке националистических противников империализма США, таких как Фидель Кастро на Кубе и Уго Чавес в Венесуэле. Хотя он не поддерживал риторику чернокожих националистов или фанатиков политики идентичности, он в то же время отделял борьбу против расизма от проблем, стоящих перед рабочим классом в целом. Это вытекало из всего его реформистского мировоззрения, подкрепленного опытом послевоенного бума. Он отвергал роль рабочего класса в борьбе за социализм.

Обозреватель газеты New York Times Чарльз Блоу в своей колонке, отдавая дань уважения Белафонте по случаю его кончины, процитировал слова из речи, которую тот произнес перед аудиторией 10 лет назад в Фонде Форда. «Мы поддались жадности, — сказал Белафонте. — Мы отдались нашим гедонистическим радостям. Мы уничтожили движение за гражданские права. Глядя на большой урожай достижений, которых мы достигли, все молодые мужчины и женщины наших сообществ сбежались на праздник Уолл-стрит, ради большого бизнеса и выгоды».

Как мы уже отмечали, Белафонте, высказывая подобную критику, говорит о себе как об одном из самых известных представителей слоя американских радикалов, и, конечно, не только афроамериканцев. Именно этот слой пошел на примирение с капитализмом. Белафонте был потрясен этой возникшей ситуацией. Он не мог хранить полное молчание, он не мог заставить себя прославлять Уолл-стрит и предательство массовой борьбы 1950-х и 60-х годов. В то же время у него не нашлось другой альтернативы, и он присоединился к поддержке капиталистических политиков — от Джона Кеннеди до Обамы и Берни Сандерса.

* * * * *

Пример Гарри Белафонте дает историческое представление об упадке движения за гражданские права

Фред Мазелис
25 мая 2012 г.

Статья Тома Эли от 1 мая «Что стоит за правой расовой политикой Джесси Джексона и Эла Шарптона» ясно показывает классовую пропасть между этими двумя защитниками большого бизнеса и рабочим классом.

Как поясняется в статье, Джексон и Шарптон — «две личности, олицетворяющие упадок движения за гражданские права и взращивание богатой чернокожей элиты, принципиально враждебной социальным устремлениям рабочих, как чернокожих, так и белых». Джексон «стремился изобразить себя наследником Мартина Лютера Кинга, ведущей фигуры в борьбе за равенство чернокожих с 1950-х годов до своей смерти в 1968 году. Однако и сам Кинг, и движение за гражданские права более раннего периода носили совершенно иной характер».

Дополнительное подтверждение этого «другого характера» содержится в недавно опубликованных мемуарах известного очевидца истории гражданских прав, певца и политического деятеля Гарри Белафонте. Как известно, Белафонте, отметивший свое 85-летие около трех месяцев назад, в прошлом году опубликовал воспоминая под названием Моя песня (My Song).

Хотя он прославился как исполнитель песен в стиле калипсо, а затем и в других жанрах, а также как актер, Белафонте также хорошо известен своей социальной и политической активностью. Он был одним из самых ярых противников войны в Ираке, которую он правильно охарактеризовал как военное преступление.

Белафонте впервые встретил Мартина Лютера Кинга в 1956 году — в разгар автобусного бойкота в Монтгомери. Оба эти человека, которым еще не исполнилось 30 лет, уже получили к тому моменту широкую известность каждый в своей сфере деятельности. Певец и лидер движения за гражданские права сразу же установили связь, и Белафонте стал помогать собирать средства для Конференции христианского руководства Юга и укреплять дружеские отношения с Кингом. Когда Кинг был в Нью-Йорке, то он и его ближайшие соратники, включая Белафонте, часто встречались в квартире певца в Верхнем Вест-Сайде на Манхэттене.

В мемуарах Белафонте довольно подробно описывается его последняя встреча с Кингом. Это произошло 27 марта 1968 года, ровно за неделю до убийства лидера движения за гражданские права. Кинг в тот момент очень активно занимался планированием «кампании в защиту бедняков», которое включало возведение импровизированных трущоб рядом с Белым домом, намереваясь там протестовать, по воспоминаниям Белафонте, «до тех пор, пока Конгресс не примет законопроект об экономических правах, направленный на сокращение бедности в Америке».

В один из дней в большой квартире Белафонте была устроена вечеринка. После того, как гости разошлись, Кинг и некоторые из его ближайших соратников остались, начав разговор о положении в стране и состоянии движения за гражданские права. Среди присутствовавших, помимо Кинга и Белафонте, были адвокат Кинга Кларенс Джонс, его секретарь и телохранитель Бернард Ли и Эндрю Янг, который позже стал конгрессменом, мэром Атланты, а также послом США в ООН при президенте Джимми Картере.

Отрывок из книги Белафонте, в котором описывается разговор этого вечера, заслуживает внимательного изучения. Незадолго до этого политический истеблишмент США с яростью отреагировал на осуждение Кингом войны во Вьетнаме. В течение предыдущих четырех летних периодов почти в каждом крупном городе на севере США вспыхивали восстания в негритянских гетто. Этот накал обстановки в стране сильно повлиял на Кинга. В разгар дискуссии в тот вечер он воскликнул:

Каким-то образом разочарование в войне породило идею о том, что решение находится в насилии. Чего я не могу донести до этих молодых людей, так это то, что полностью принимаю все, что они чувствуют! Это просто тактика, о которой мы не можем договориться. У меня больше общего с этими молодыми людьми, чем с кем-либо еще в этом движении. Я чувствую их ярость. Я чувствую их боль. Я чувствую их разочарование. Проблема в системе, и она душит нашу жизнь.

Белафонте продолжает:

В последовавшей паузе Энди [Янг] ответил: «Ну, Мартин, я не знаю. Это не вся система. Это только часть проблемы, и я думаю, мы можем это исправить».

Внезапно Мартин вышел из себя. «Мне не нужно ничего от тебя слышать, Энди, — сказал он. — Я достаточно много слышал от тебя. Ты капиталист, а я нет. И поэтому мы не сходимся во взглядах — в этом и во многих других вещах».

Это был неловкий момент. Мартин был очень зол. Но я понял подтекст. В глубине души Энди неоднозначно относился к «кампании в защиту бедняков»…

Напряжение достигло пика. «Проблема в том, — продолжал Мартин, — что мы живем в несостоятельной системе. Капитализм не допускает равномерного распределения экономических ресурсов. При этой системе немногие привилегированные богаты сверх всякой меры, а почти все остальные обречены быть бедными в той или иной степени… Так работает система. И поскольку мы знаем, что система не изменит правила, нам придется изменить систему».

В глубине душе Мартин был социалистом и революционным мыслителем. Он говорил не просто в гневе, но и с болью. Его голос стал более задумчивым, когда он продолжил. «Мы боролись упорно и долго, и я никогда не сомневался, что мы победим в этой борьбе. Наши достижения уже начали проявляться. Десегрегация… Закон об избирательных правах…» Он сделал паузу. «Но что меня сейчас глубоко беспокоит, так это то, что несмотря на все шаги, которые мы предприняли для интеграции в систему, я пришел к выводу, что мы интегрируемся в горящий дом».

Мы никогда раньше не слышали от Мартина ничего подобного. Я чувствовал, будто почва под нами зашаталась. «Черт возьми, Мартин! Если вы так думаете, что бы вы хотели, чтобы мы сделали?», — спросил я.

Он взглянул на меня и сказал: «Думаю, нам просто придется стать пожарными».

Кинг был пацифистом и реформистом. Если бы он был революционным мыслителем, вполне вероятно, что его тон был бы тоном решимости, а не страданий, как описывает это Белафонте. Тем не менее его искренность как борца за интересы эксплуатируемых и бедных проступает в этом описании достаточно отчетливо, и знаменательно, но не удивительно, что эта сторона его политических взглядов представлена ​​редко, поскольку он превратился в публичную икону.

Что еще более важно, так это то, что этот рассказ о дискуссии показывает существование серьезной напряженности внутри руководства Конференции христианских лидеров Юга. Кинг чувствовал себя почти одиноким в окружении правых деятелей вроде Янга или проповедников, не разделявших его широкого кругозора и политических взглядов. Изоляция Кинга также имела зловещие последствия, если учесть, что за каждым его шагом следило ФБР, а его убийство, по поводу которого по сей день остаются многочисленные вопросы без ответа, произошло всего неделю спустя.

Белафонте мало что говорит о Джесси Джексоне. Он описывает его как одного из тех, кто «соперничал за места влияния» с вдовой убитого лидера движения за гражданские права Кореттой Скотт Кинг, добавляя, что «вскоре [Джексон] вернулся в Чикаго и размахивал «окровавленной одеждой», в которую Мартин был одет в момент гибели».

Вспышка Кинга, направленная против Янга, могла быть адресована и Джексону, который позже стал олицетворением политики «черного капитализма», проводившейся администрацией Никсона. Джексон и Янг происходили из разных слоев общества и шли немного разными путями, но их взгляды были очень похожи. Янг в некоторой степени работал за кулисами, а также делал карьеру на «государственной службе», баллотируясь на пост политика-демократа. Джексон, как и Шарптон после него, не брезговал демагогией и практиковал громкие заголовки. Тактика у них иногда различалась, но цель была одна — по словам Джексона, «поддерживать веру» в систему и, в частности, в Демократическую партию.

Свидетельство Белафонте о дискуссии в марте 1968 года тем более показательно, что он сам принадлежит к этому привилегированному слою, хотя его история иная. Он достиг политической зрелости в конце 1940-х, проживая в Нью-Йорке, и его кумиром был Поль Робсон. В молодости он был радикализован и, как он описывает это в своей книге, вращался в кругах «социалистов и коммунистов, [которые] считали рабочий класс основой нового политического порядка». Белафонте «никогда не вступал в члены американской социалистической или коммунистической партии и даже не считал себя попутчиком, как говорили на жаргоне того времени». Из его мемуаров ясно, что Белафонте не стремился к изучению политических программ и различий между различными тенденциями внутри социалистического движения. Хотя он оставался критиком конкретной политики, он также примирился с системой.

В этом значение заявления Белафонте о том, что он почувствовал, как «почва под нами зашаталась», когда он услышал, как Кинг осуждает систему. В то время как Кинг искал способы сопротивления, Белафонте демонстрировал деморализацию и консерватизм, которые поощрялись в кругах, в которых он ранее вращался, прежде всего находящихся под влиянием Коммунистической партии и ее раболепного добровольного подчинения Демократической партии.

Когда Кинг был убит, то Белафонте не сделал никаких политических выводов из этой последней дискуссии в своей квартире. В действительности, на десяти последующих страницах в своих мемуарах Белафонте хвастается, что после смерти Кинга он быстро решил «помочь избрать чернокожих кандидатов на всех уровнях политической системы… Я помог убедить Энди Янга баллотироваться в Конгресс от Джорджии, дал ему денег и организовал множество бесплатных концертов». Белафонте сделал «четырех- и пятизначные взносы», чтобы помочь избрать чернокожих мэров в Кливленде; в Гэри, штат Индиана, и других городах. Если Кинг призывал «пожарных» разобраться с «горящим домом» капитализма, то его эпигоны повернули в противоположном направлении.

Белафонте, как и многие другие, критиковал некоторые направления политики президента Барака Обамы, но и заявил также, что будет голосовать за его переизбрание.