Военно-революционный комитет открыто противопоставляет себя государственной власти. Лояльность ключевых частей рабочих и солдат по отношению к авторитету ВРК проверена ходом событий и несомненна. Силы Временного правительства изолированы и тают. Без единого выстрела большевики начинают постепенный захват власти, в то время как правительственные структуры чувствуют, что власть ускользает у них из рук.
Петроград, 31 октября (18 октября по ст. ст.): Новая жизнь Горького печатает выпад Каменева против руководства большевиков
Сопротивляясь решению Центрального комитета большевистской партии о подготовке вооруженного восстания, Лев Каменев 29 октября (16 октября по ст. ст.) выходит из состава членов ЦК. Он требует, чтобы его возражения против резолюции Ленина были опубликованы в центральном органе партии, газете Рабочий путь. Когда редакционная коллегия отклоняет это требование, Каменев направляет краткое изложение своей позиции в газету Максима Горького Новая жизнь. Газета Горького немедленно публикует атаку Каменева на руководство большевиков и раскрывает большевистские планы подготовки восстания, добавляя к этому осуждение большевиков от лица самого Горького. В письме Каменева говорилось:
«Не только я и тов. Зиновьев, но и ряд товарищей-практиков находят, что взять на себя инициативу вооруженного восстания в настоящий момент, при данном соотношении общественных сил, независимо и за несколько дней до съезда Советов было бы недопустимым, гибельным для пролетариата и революции шагом… наша обязанность сейчас, в данных обстоятельствах, высказаться против всякой попытки брать на себя инициативу вооруженного восстания, которое было бы обречено на поражение и повлекло бы за собой самые гибельные последствия для партии, для пролетариата для судеб революции» (см.: http://his95.narod.ru/doc15/d27.htm).
Ленину зачитывают письмо Каменева по телефону, и он приходит в ярость. Опасаясь, что публикация может сорвать планы захвата власти, он требует, чтобы ЦК исключил Каменева и Зиновьева из партии за нарушение партийной дисциплины. В письме к членам большевистской партии, написанном в тот же день, он осуждает их «штрейкбрехерство»:
«Из текста заявления Каменева и Зиновьева ясно вполне, что они пошли против ЦК, ибо иначе их заявление бессмысленно, но какое именно постановление ЦК они оспорили, не сказано.
Почему?
Ясное дело: потому, что его не публиковал ЦК.
Что же это такое выходит?
По важнейшему боевому вопросу, накануне критического дня 20 октября, двое «видных большевиков» в непартийной печати, и притом именно в такой газете, которая по данному вопросу идет об руку с буржуазией против рабочей партии, в такой газете нападают на неопубликованное решение центра партии!
Да ведь это в тысячу раз подлее и в миллион раз вреднее всех тех выступлений хотя бы Плеханова в непартийной печати в 1906—1907 гг., которые так резко осуждала партия! Ведь тогда шло дело только о выборах, а теперь идет дело о восстании для завоевания власти!
И по такому вопросу, после принятия центром решения, оспаривать это неопубликованное решение перед Родзянками и Керенскими, в газете непартийной — можно ли себе представить поступок более изменнический, более штрейкбрехерский?
Я бы считал позором для себя, если бы из-за прежней близости к этим бывшим товарищам я стал колебаться в осуждении их. Я говорю прямо, что товарищами их обоих больше не считаю и всеми силами и перед ЦК и перед съездом буду бороться за исключение обоих из партии» (ПСС, т. 34, с. 419-420).
Однако заседание ЦК 2 ноября (20 октября по ст. ст.) решает не исключать Каменева и Зиновьева. Основной причиной решения сохранить их в партии является тот факт, что даже учитывая их нелояльное и коварное поведение, Каменев и Зиновьев отражают более широкую тенденцию в большевистской партии в целом. Позиции Каменева и Зиновьева разделяют, например, несколько участников большевистской конференции в Петрограде, состоявшейся 31 октября (18 октября по ст. ст.).
Палестина, 31 октября: Битва при Беэр-Шеве открывает осеннее наступление британцев и их союзников
Почти 60-тысячный египетский экспедиционный корпус (ЕЭК) начинает наступление на османский гарнизон в Беэр-Шеве, состоящий всего из 4400 штыков. Это первый шаг в осеннем наступлении ЕЭК, цель которого в том, чтобы отобрать у Османской империи Палестину. Стремление Великобритании захватить Палестину является частью более широкой стратегии на всем Ближнем Востоке: изоляция турецких войск в Леванте и на Аравийском полуострове, возврат Месопотамии и установление контроля над Персидским заливом. Британские попытки проникнуть в Палестину в начале 1917 года были сорваны двумя кровопролитными битвами при Газе, унесшие более 10 тысяч союзных солдат.
Тяжелая артиллерийская бомбардировка турецких укреплений начинается в 5:55 утра. Британские войска успешно прорываются в двух местах через ряды колючей проволоки. В ответ турецкая артиллерия наносит серьезные удары по британской пехоте. Солдат стрелкового полка пишет: «Снаряды рвутся между нами и пушками. Через бруствер падает шрапнель. Взрывается над нами и льется на нас. Постоянно все новые ранения. Молодой Моррисон — в локоть. Браун — в руку. Лоу — в голову и т.д. и т.п. Нам надо вернуться в окопы. Глупо лежать, вызывая на себя огонь, находясь перед этими пушками, которые все время стреляют, как будто в аду».
Серия атак достигает кульминации в кавалерийской атаке 4-го и 12-го полков легкой кавалерии австралийской конной дивизии. Атака кавалеристов кончается штыковой схваткой. Экспедиционный корпус теряет 171 человека; у турок число убитых и раненых составляет около 1 тысячи человек, еще 2 тысячи взято в плен. Эти бои кладут конец патовой ситуации, которая сложилась в Южной Палестине в течение последних шести месяцев. Вскоре после этого сооружается 50-километровая линия траншей от Газы до Беэр-Шевы, что аналогично тому, что было создано на Западном фронте в Европе.
1 ноября, после успеха в Беэр-Шеве, подразделения войск Британской империи начали серию атак на османские оборонительные позиции. Это приводит к битве при Тель-эль-Хувейльфе. 1-2 ноября начинается Третья битва за Газу. После нескольких дней боев 7 ноября османские войска окончательно эвакуируются из крепости. Союзники теряют около 3 тысяч солдат, в то время как османские войска теряют 1 тысячу человек, из которых 300 взято в плен. Османская Седьмая и Восьмая армии, ранее защищавшие оборонительную линию от Газы до Беэр-Шевы, вынуждены отступить. Союзные войска движутся в сторону Иерусалима.
Берлин, 1 ноября: Кайзер Вильгельм II назначает нового канцлера Георга Фридриха Графа фон Хертлинга
Второй раз за три месяца падает имперский канцлер (премьер-министр). Кайзер Вильгельм назначает крайне консервативного деятеля баварской Партии центра Георга Фридриха Графа фон Хертлинга на пост канцлера и министра-президента Пруссии.
Его назначению предшествует длительная борьба между различными парламентскими группами Рейхстага, правительственной бюрократией и Верховным командованием армии (OHL). Военные побеждают в этом состязании сил, и новый канцлер Граф фон Хертлинг является марионеткой диктаторской клики военных во главе с фельдмаршалом Паулем фон Гинденбургом и генералом Эрихом Людендорфом. OHL поддерживает фон Хертлинга, потому что, несмотря на его физическую немощь и преклонный возраст (74 года), он много лет упорно защищает цели германских империалистических завоеваний, содержащиеся в сентябрьской (1914 года) программе бывшего канцлера Теобальда фон Бетман-Голлвега, а также цели войны, оглашенные на конференции в Бад-Кройцнахе в апреле 1917 года. Будучи представителем крупных католических землевладельцев и буржуазии, он в течение десятилетий был ожесточенным врагом социал-демократии.
Предшественник графа фон Хертлинга Георг Михаэлис также видел себя политическим представителем OHL. Тем не менее он продержался у власти всего несколько недель. Он опрометчиво напал на центристскую Независимую социал-демократическую партию (НСДПГ), обвинив «независимцев» в том, что они предательски содействовали летнему мятежу моряков. В условиях продолжающихся стачек в оружейной, металлической и горнодобывающей промышленности этот шаг оказался провокационным и только добавил масла в огонь классовой борьбы. Стремясь подавить вспышку открытой революционной борьбы, альянс СДПГ, Партии католического центра и Прогрессивной народной партии 20 октября вынудил Михаэлиса подать в отставку.
Лондон, 2 ноября: Британский министр иностранных дел публикует так называемую Декларацию Бальфура
Британский министр иностранных дел лорд Артур Джеймс Бальфур пишет письмо, адресованное лорду Ротшильда и Сионистской федерации Великобритании, которое впоследствии войдет в историю как Декларация Бальфура. Письмо обязывает Великобританию поддержать создание «родины для еврейского народа в Палестине». На такую формулу согласился британский Военный кабинет на заседании 31 октября. Бальфур пишет:
«Правительство его величества благосклонно рассматривает создание в Палестине национального дома для еврейского народа и будет прилагать усилия для содействия достижению этой цели. При этом ясно понимается, что эти действия не должны наносить ущерб гражданским и религиозным правам существующих в Палестине нееврейских общин, а также правам и политическому статусу евреев в любой другой стране».
Декларация Бальфура открывает путь к созданию Еврейского легиона как подразделения британских войск в Палестине; к ограниченной иммиграции европейских евреев в послевоенную Палестину, которой будет управлять Британия после победы над Османской империей; к основанию государства Израиль; а также к возникновению длящегося уже целое столетие конфликта между арабами и евреями, когда оба народа стремятся создать свое отдельное национальное государство на территории небольшой провинции бывшей Османской империи.
Сутью сионистской идеи, изложенной Теодором Герцлем в 1896 году в качестве решения проблем, связанных с преследованием и угнетением европейского еврейства, является возрождение еврейской нации в рамках политического образования, в котором евреи остаются крошечным меньшинством, оцениваемым на тот период в 3-5 процента. Такой проект нуждался в покровительстве со стороны ведущей державы. Британия постепенно восприняла эту идею, в особенности после того, как Турция, вопреки ожиданиям, вступила в войну на стороне Германии и Австро-Венгрии.
Декларация Бальфура стала результатом массивного лоббирования в пользу создания еврейского государства, которое велось в течение нескольких лет британскими сионистами, включая Хаима Вейцмана. Декларация направлена на создание нового государства-клиента Великобритании — что создает предлог для вмешательства, — в стратегической точке, соединяющей различные части Британской империи, от Атлантического до Тихого океана.
В результате Декларация Бальфура фигурирует в серии секретных, мошеннических и взаимно несовместимых друг с другом соглашений, направленных на то, чтобы обеспечить британский контроль над территориями Османской империи с залежами нефти и развитой торговлей. Эти соглашения включают в себя обещание Лондона, данное в 1915 году хашемитскому Шерифу Мекки Хусейну, о независимости территорий, которые позже станут известны как Сирия, Ливан, Израиль/Палестина, Иордания, Ирак и Саудовская Аравия, в обмен за его поддержку в войне против турок. Этим обещаниям противоречит соглашение Сайкса-Пико с Францией 1916 года, по которому Великобритания и Франция поделили между собой колониальный контроль над регионом после окончания войны.
Петроград, 3 ноября (21 октября по ст. ст.): Открыто игнорируя правительство, Военно-революционный комитет устанавливает контроль над армией
2 ноября (20 октября по ст. ст.) Военно-революционный комитет объявил о проведении на следующий день гарнизонной солдатской конференции. Мероприятие открывается выступлением Троцкого, призывающего солдат поддержать Петроградский Совет и Военно-революционный комитет в прямой борьбе за власть. Один наблюдатель вспоминает:
«После речи Троцкого ряд выступавших говорили о необходимости немедленной передачи власти Советам…
Представитель 4-го Донского казачьего полка заявил, что его полковой комитет решил не участвовать в намечавшемся религиозном шествии. Представитель 14-го Донского казачьего полка вызвал оживление, заявив, что его полк не только не поддержит контрреволюционные действия, откуда бы они ни проистекали, но будет всеми силами бороться с контрреволюцией. «В этом я жму руку моим товарищами из 4-го полка» (при этом оратор наклонился с трибуны и пожал руки казакам из 4-го полка). В ответ все собравшиеся разразились криками горячей поддержки и оглушительными аплодисментами, не смолкавшими долгое время» (См.: Александр Рабинович, Большевики приходят к власти: Революция 1917 года в Петрограде — http://scepsis.net/library/id_1530.html).
Конференция проводит ряд резолюций, связанных с восстанием, в том числе требование о том, чтобы предстоящий Всероссийский съезд Советов «взял власть в свои руки и обеспечил народу мир, хлеб и землю», а также обещание солдат поддержать и защитить передачу власти Советам.
«Чтобы завоевать гарнизон [Петропавловской крепости] путем убеждения, ВРК в полдень 23 октября созвал массовый митинг с участием самокатчиков и всех других солдат на главном плацу крепости… Лашевич писал позже: “Во время выступления Чудновского внезапно раздались оглушительные крики «ура» и аплодисменты. Чудновский стал оглядываться кругом, чтобы понять причину этого взрыва. Вдруг на его лице появилась довольная улыбка: «Я уступаю свое место товарищу Троцкому», — громко объявил он. Троцкий поднялся на трибуну… Наконец установилась тишина, и последовала не столько речь, сколько вдохновенная песня”.
Массовый митинг на плацу крепости продолжался еще долго после того, как Троцкий закончил выступление; стемнело, и солдаты перешли из крепости в близлежащий цирк “Модерн”. В конце концов большинство солдат проголосовало за передачу власти Советам и за выполнение распоряжений ВРК. Лашевич вспоминает: “В 8 часов вечера в крайне напряженной атмосфере вопрос был поставлен на голосование… Все, кто был за ВРК, переходят на левую сторону, а его противники — на правую. С криками «ура» подавляющее большинство солдат бросилось влево. В оппозиции ВРК осталась небольшая группа офицеров и самокатчиков”» (там же).
Опасаясь восстания, Временное правительство приказало отправить большую часть гарнизона за пределы города. Взволнованные солдаты отказываются уезжать, и Троцкий отдает приказ частям гарнизона города не повиноваться чьим-либо приказам, пока они не одобрены Военно-революционным комитетом.
Бостон, 3 ноября: Дирижер Бостонского симфонического оркестра подает в отставку из-за его якобы пронемецких симпатий
Американское правительство и ведущие газеты нагнетают антигерманскую истерию. Одним из объектов патриотических атак становится Бостонский симфонический оркестр, который якобы отказывается играть американский национальный гимн «Знамя, усыпанное звёздами». Родившийся в Германии дирижер оркестра д-р Карл Мук вынужден подать в отставку. До сих пор Генри Ли Хиггинсон, основатель и спонсор оркестра, отказывался принять его отставку. Мук до этого был руководителем Королевской придворной оперы в Берлине и Венской филармонии, он признан в качестве одного из ведущих интерпретаторов Вагнера. В Бостоне он стал работать в 1912 году.
Нападки на дирижера начались с издания Journal, выходящем в Провиденсе, столице штата Род-Айленд, после того, как в ходе выступления оркестра в этом штате не прозвучал национальный гимн. Следующее выступление оркестра в Балтиморе было отменено. В течение недели осуждения Мука ширились, исходя со страниц крупных газет, а также присутствуя в публичных речах таких фигур, как бывший президент Теодор Рузвельт, римско-католический кардинал Джеймс Гиббонс из Балтимора, а также конкурент Мука, тоже немецкого происхождения, дирижер Уолтер Дамрош из Нью-Йоркской филармонии.
Слова американского национального гимна взяты из романтичной военной поэмы, а мелодия заимствована из популярной застольной британской песни. В действительности, Мук вовсе не «отказывался» исполнять гимн. «Знамя, усыпанное звёздами» просто не входило в репертуар Бостонского симфонического оркестра. Мук утверждал, что
«Искусство должно стоять само по себе и не быть связанным с какой-либо конкретной нацией или группой. Поэтому было бы грубой ошибкой, нарушением художественного вкуса и принципами, если такая организация, как наша играла бы патриотическую музыку. Думает ли общество, что симфонический оркестр — это то же самое, что военный оркестр или группа уличных музыкантов?»
Однако Бостонский симфонический оркестр был все же вынужден отступить под давлением патриотического ажиотажа. Начиная с 3 ноября, после каждого выступления под руководством Мука исполнялся национальный гимн. Публика, сочувствуя Муку, в первый же вечер встречает его громкими овациями.
Это не избавит Мука от полицейских преследований со стороны администрации Вильсона. 25 марта 1918 года он был арестован как «враждебный иностранец» по абсурдному обвинению, согласно которому его заметки на нотных страницах оратории Баха «СтрастипоМатфею», которая должна была исполняться на следующий день, являются какой-то военной шифровкой. Его содержали под арестом в военной крепости Форт Оглторп в штате Джорджия до 21 августа 1919 года. Затем он был депортирован из страны и никогда больше не бывал в Бостоне.
Петроград, 4 ноября (22 октября по ст. ст.): В «День Петроградского Совета» ведущие большевики произносят речи в пользу восстания
Воскресенье, 22 октября (по ст. ст.), объявлено «Днем Петроградского Совета». Все самые популярные ораторы большевиков — в том числе Троцкий, Володарский, Лашевич, Коллонтай, Раскольников и Крыленко, — выступают на массовых митингах и огромных демонстрациях по всему городу.
Народный дом, расположенный на берегу Невы, заполнен огромной толпой, которая хочет услышать главного заранее объявленного оратора, Троцкого. В своем выступлении Троцкий заявляет, что революционный огонь от неизбежной революции охватит весь мир. Очевидец, меньшевик-интернационалист Суханов, позднее вспоминает:
«Вокруг меня было настроение, близкое к экстазу. Казалось, толпа запоет сейчас без всякого сговора и указания какой-нибудь религиозный гимн… Троцкий формулировал какую-то общую краткую резолюцию или провозгласил какую-то общую формулу, вроде того, что “будем стоять за рабоче-крестьянское дело до последней капли крови”.
Кто — за?… Тысячная толпа, как один человек, подняла руки…
Троцкий продолжал говорить. Несметная толпа продолжала держать поднятые руки. Троцкий чеканил слова:
– Это ваше голосование пусть будет вашей клятвой — всеми силами, любыми жертвами поддержать Совет, взявший на себя великое бремя довести до конца победу революции и дать землю, хлеб и мир!
Несметная толпа держала руки. Она согласна. Она клянется…»
Александр Рабинович пишет: «Присутствовавший корреспондент газеты Речь озадаченно отмечал, что после того, как Троцкий призвал дать клятву поддержать Петросовет, когда он перейдет от слов к делу, вся громадная масса людей подняла руки и закричала: “Клянемся!”»
В Истории русской революции сам Троцкий говорит:
«Та же картина, лишь в меньшем размере, наблюдалась во всех частях города, в центре и на окраинах. Сотни тысяч людей в одни и те же часы поднимали руки и клялись довести борьбу до конца. Если повседневные заседания Совета, солдатской секции, гарнизонного совещания, фабрично-заводских комитетов давали внутреннюю спайку широкому слою руководителей; если отдельные массовые собрания сплачивали заводы и полки, то день 22 октября сплавил под высокой температурой в одном гигантском котле подлинные народные толщи. Массы увидели себя и своих вождей, вожди увидели и услышали массы. Обе стороны остались удовлетворены друг другом. Вожди убедились: дальше откладывать нельзя! Массы сказали себе: на этот раз дело будет сделано!»
4-5 ноября (22-23 октября по ст. ст.): Временное правительство пытается сплотить силы контрреволюции в Петрограде
«Верховному главнокомандующему» и диктатору режима «крови и железа» Александру Керенскому остается лишь бессильно выслушивать доклады об очередном массовом митинге большевиков. Его правительство парализовано. Керенский и его министры опасаются, что если они сделают какой-то шаг против большевиков, это будет воспринято как контрреволюционная мера, которая только усилит пробольшевистские настроения. Выдвигаются предложения привезти с фронта войска, чтобы «восстановить закон и порядок» — еще один поход на Петроград, похожий на тот, который предпринял Корнилов, — но эти предложения, в конечном итоге, отвергаются из-за опасения, что любые солдаты, оказавшиеся в столице, быстро перейдут на сторону большевиков.
Тем временем солдаты повсюду заявляют о своем подчинении только Военно-революционному комитету. Солдаты отказываются подчиняться командам, не подтвержденным комиссарами Совета. Не имея другого выхода, правительство решает вызвать в Зимний дворец юнкеров из военных училищ, Первый женский ударный батальон из Левашова и другие небольшие подразделения, на лояльность которых они могут рассчитывать.
В Истории русской революции Троцкий описывает уличную сцену накануне вооруженного восстания:
«Стоял октябрь. На площадях и набережных Петрограда дули со стороны Кронштадта холодные и сырые балтийские ветры. По улицам проходили с лихими песнями, заглушавшими тревогу, юнкера в шинелях до пят. Гарцевали конные милиционеры с револьверами в новеньких кобурах. Нет, власть выглядела еще достаточно внушительно! Или это только зрительная иллюзия? На углу Невского Джон Рид, американец с наивными и умными глазами, купил брошюру Ленина Удержат ли большевики государственную власть?, уплатив за нее одной из почтовых марок, которые ходили вместо разменной монеты».
В последний момент Керенский в отчаянии решается отдать приказ об аресте большевистских лидеров, в том числе Троцкого. Правительство также приказывает закрыть большевистские газеты Рабочий путь и Солдат (а также, чтобы сохранить видимость беспристрастия, две крайне правые газеты). Выданы ордера на арест редакторов этих газет. В ночь с 23 на 24 октября (по ст. ст.) правительственные отряды захватывают и закрывают большевистскую типографию. Этот шаг, направленный для демонстрации силы, станет одним из последних актов Временного правительства.
Берлин, 5 ноября: Конференция Германии и Австро-Венгрии подтверждает готовность вести войну до «окончательной победы»
Под руководством министра иностранных дел Германии Рихарда фон Кюльмана собирается двухдневная конференция Германии и Австро-Венгрии. Цель встречи — рассмотреть военные цели держав оси. Венскую делегацию возглавляет императорский и королевский министр иностранных дел Оттокар Чернин.
За последние дни, после назначения нового канцлера Германии графа фон Хертлинга, германские цели войны обсуждались между правительством, Верховным командованием армии, государственным министерством Пруссии, королевским советом и кайзером. Теперь они должны быть навязаны австро-венгерскому союзнику.
Военная добыча в Восточной и Юго-Восточной Европе, в частности, должна быть поделена между Германией и Австро-Венгрией иначе, чем планировалось ранее. Год тому назад правительство Германии провозгласило «независимость» Польши, — на самом деле в качестве протектората Германской империи, — с тем, чтобы продвинуть политическую, экономическую и военную сферы влияния Германии дальше на восток, к российским границам. Территориальные потери Австро-Венгрии предполагалось компенсировать за счет отдачи Габсбургам полного контроля над Румынией.
Это решение сейчас пересматривается, поскольку события последних 12 месяцев показали, что даже лишь формально независимая Польша возбуждает рост оппозиционных тенденций среди поляков германской Силезии и ставит под угрозу стабильность империи. Вместо этого Царство Польское, Галиция и районы Польши, еще находящиеся под контролем России, должны быть переданы Австро-Венгрии.
Однако Берлин навязывает своему союзнику дополнительные условия: (1) широкая полоса территории на польской границе будет контролироваться Германской империей; (2) Германия сохранит доминирующее экономическое и военное влияние в Польше, управляемой Австро-Венгрией; (3) балтийские государства Литва и Курляндия будут полностью интегрированы в Германскую империю; (4) Австрия должна отказаться от всех требований в Румынии, которая целиком входит в сферу интересов Германии; и (5) Австро-Венгрия отказывается от сепаратного мира с Антантой в целом или с любым ее членом. Вместо этого она будет сражаться заодно с Германией до «окончательной победы», пока Берлин не достигнет своих целей на западе. К ним относится: экономический союз с Бельгией, аннексия французской железной руды и угольных шахт в кантоне Лонгви-Брие, присоединение Люксембурга, а также колониальные цели в Центральной Африке.
Делегация Габсбургов считает эти требования тяжелыми, но принимает их без протеста. Учитывая катастрофическое положение австрийской армии, на которую в Берлине смотрят с презрением, у Вены нет другого выбора.
В связи с этим сдвигом в своей военной политике армейское и политическое руководство германской империи возвращается к концепциям сентябрьской (1914 г.) программы бывшего канцлера Бетман-Гольвега, принятой в начале войны: война до победного конца, с результатами, которые продиктует победоносная Германия; расширение и консолидация центрально-европейской экономической ассоциации под руководством Германии; интеграция Румынии в качестве военно-экономического моста на Ближний Восток, чтобы германский империализм был в силах противостоять своему британскому сопернику в регионе.
Эта политика оторвана от реальности и фактического соотношения военных сил. Спустя полгода после вступления Соединенных Штатов в войну не может быть и речи о том, что державы оси смогут когда-либо продиктовать мир превосходящим их силам держав Антанты, а такой диктат является предпосылкой для реализации любой из этих безумных военных целей.
И все же новости об ослаблении главного противника на восточном фронте из-за революционных настроений, охвативших российскую армию, а также определенные, хотя и ограниченные победы, такие как битва при Капоретто в Италии, создают атмосферу эйфории среди высокопоставленных военных, у кайзера и придворной камарильи. Они намерены действовать с позиции еще более победоносного и агрессивного подхода к своим внешним врагам, а также повести еще более беспощадную линию внутри страны применительно к оппозиции со стороны солдат и населения.
Также в этом году: Футуризм в Италии
Во время войны многие художники отказались от своего первоначального военного энтузиазма и перешли на позиции пацифизма. Но не итальянские футуристы. Они расхваливали войну еще до ее начала: «Мы будем восхвалять войну — единственную гигиену мира, милитаризм, патриотизм, разрушительные действия освободителей, прекрасные идеи, за которые не жалко умереть, и презрение к женщине» («Манифест футуризма», тезис 9).
В 1909 году «Манифест футуризма», написанный Филиппо Томмазо Маринетти (1876-1944) появился на первой странице парижской газеты Le Figaro. Его третий тезис гласит: «До сих пор литература восхваляла задумчивую неподвижность, экстаз и сон. Мы намерены воспеть агрессивное действие, лихорадочную бессонницу, бег гонщика, смертельный прыжок, удар кулаком и пощечину».
В это время Маринетти, сына итальянского миллионера, можно было найти среди литературных кругов французской столицы в компании с поэтом Гийомом Аполлинером, Жорисом Карлом Гюисмансом и Стефаном Малларме. Быстрое довоенное развитие технологии и разрыв с официальной средой академического искусства породили у многих художников, скульпторов, поэтов и музыкантов желание по-новому объединить искусство и жизнь. Они искали новые методы и формы выражения. Многие из них находились под влиянием анархизма, философии Жоржа Сореля или Фридриха Ницше.
Своими манифестами и произведениями искусства футуристы стремились опрокинуть старые табу, радикально свести счеты с прошлым, делая антибуржуазные жесты. Но даже тогда, когда они говорили о революции, эта революция не имела никакой связи с социальной действительностью, противоречиями капиталистического общества и классовой борьбой.
Отвергалась также любая ссылка на историю. Таким образом, «Манифест» требовал в пункте 10: «Мы разрушим музеи, библиотеки, учебные заведения всех типов, мы будем бороться против морализма, феминизма, против всякой оппортунистической или утилитарной трусости». Они считали Италию «страной старьевщиков» с её музеями, подобными кладбищам, «общественными спальнями» или «скотобойнями художников и скульпторов». «Когда будущее для них закрыто, замечательное прошлое может стать утешением для умирающего больного, слабого, пленника… Но мы не желаем иметь с прошлым ничего общего, мы, молодые и сильные футуристы!... поджигайте библиотечные полки! Поверните каналы, чтобы они затопили музеи!…»
Футуристы рассматривают войну не как катастрофу, а как эстетическое явление, как чувственное возбуждение, которое должно улучшить осознание жизни. В 1914 году они начали яростно агитировать за вступление изначально нейтральной Италии в войну. В манифесте «Футуристический синтез войны» они заявили о своей поддержке военного участия Италии. Многие из футуристов пошли добровольцами в армию и сражались против Австрии в кровавых битвах при Изонцо. В общей сложности на фронте погибло 13 футуристов, в том числе архитектор Сант-Элия и художник и скульптор Умберто Боччони. Еще больше сорока человек было ранено, среди них Маринетти, Луиджи Руссоло и Карло Карра.
В 1914 году Маринетти лично познакомился с бывшим социалистом и сторонником войны Бенито Муссолини. Он вступил в фашистскую организацию Муссолини, «Фаши революционного действия» и организовывал митинги, на которых выступал Муссолини. В 1918 году Маринетти основывает свою собственную футуристическую политическую партию, которая в дальнейшем объединится с фашистами.
Маринетти позднее утверждал, и не без основания, что футуризм был духовным предшественником фашизма, посредством которого гарантирована хотя бы «футуристическая программа-минимум». В 1924 году он публикует антологию Футуризм и фашизм, которую посвящает «моему дорогому и великому другу Бенито Муссолини».
Этим он подтверждает оценку Троцкого, утверждавшего, что футуризм — это «изгиб буржуазного искусства». «Для своей войны, — писал Троцкий, — буржуазия использовала с величайшим размахом чувства и настроения, предназначенные по природе своей питать восстание… Не случайно, не по недоразумению итальянский футуризм влился в поток фашизма, а вполне закономерно» (Литература и революция).