В декабре 1996 года российский историк-социалист, профессор Вадим Захарович Роговин выступил с серией лекций в Германии, которые прошли с большим успехом. Лекцию в Рурском Университете в Бохуме (Рейн-Вестфалия), состоявшуюся 5 декабря, прослушало около 200 человек; на лекции Роговина в Берлинском Университете им. Гумбольдта 11 декабря присутствовало около 400 человек.

Тема обоих выступлений была связана с вопросами о социальном неравенстве, бюрократии и предательстве социализма в Советском Союзе. Организатором лекционной поездки В.З. Роговина выступила германская секция Международного Комитета Четвертого Интернационала Союз Социалистических Рабочих (Bund Sozialistischer Arbeiter), предшественник Партии за Социальное Равенство (Partei fuer Soziale Gleichheit).

Текст лекции в Берлине был опубликован в журнале Рабочий-Интернационалист (№ 13-14, май 1997 г., с. 40-43) в обратном переводе с английского.

Сегодня, когда во всем мире так много говорится о гибели социализма, уместно задаться следующим вопросом: что же погибло в Советском Союзе и ряде других стран Европы? В чем заключались цели социализма, и в какой мере они были осуществлены в так называемых социалистических странах? Почему социализм в СССР был предан дважды: в первый раз — Сталиным и сталинистами, и затем — Горбачевым и его кликой?

Если мы поразмышляем над этими вопросами, то придем к выводу, что цель социализма состоит в создании социального равенства между людьми.

Не случайно то, что общественное мнение всегда судило о положении в странах с огосударствленной собственностью с точки зрения того, в какой степени там проведены принципы социального равенства. В этой связи часто возникают интересные случаи.

Один мой коллега, который часто бывает в Испании, рассказал следующую историю: однажды по мадридскому телевидению выступала известная певица, кубинская диссидентка. Со слезами на глазах от возмущения она рассказывала о том, какие привилегии существуют на Кубе. Она сообщила, что заболевшие партийные функционеры получают в больницах отдельные палаты. Все, кто об этом услышал, были поражены: «Вот, оказывается, какие привилегии существуют на Кубе!».

Никто не обратил внимания, как в тот же самый день в местной газете появилось сообщение, что президент одного большого акционерного общества не смог появиться на заседании, так как в этот день он улетел в США, чтобы там получить консультацию у лечащего его врача. Этот случай не вызвал никакого особенного удивления и возмущения. В самом деле, неужели кто-то ожидает от капитализма социального равенства и социальной справедливости?

Хотя подобные факты очень часто используются с отчетливо демагогическими целями, народ своим моральным чутьем и своим социальным инстинктом всегда воспринимал привилегии в Советском Союзе и в других так называемых социалистических странах как явление, которое искажает образ социального равенства и социализма.

Марксизм и социальное равенство

Марксизм неоднократно обращался к этому вопросу и пытался его — в том числе теоретически — разрешить.

В своей оценке Парижской Коммуны Маркс и Энгельс придавали большое значение тому факту, что заработная плата служащих была не выше, чем средняя заработная плата рабочих. Они рассматривали эти меры как действенные средства для того, чтобы предотвратить превращение государства из органа, который должен служить обществу, в институт, который стоит над обществом.

Ленин развил эти мысли в своей книге Государство и революция. Он писал, что народные массы хотели правительства, которое гарантировало бы низкие цены и справедливые зарплаты и требовало бы как можно меньше денег на свое собственное содержание. Такое правительство принципиально невозможно при капитализме. Он подчеркивал, что лидеры Второго Интернационала стремились к тому, чтобы замалчивать эти марксистские идеи и действовать так, словно бы это больше не является уже насущным вопросом. Так же поступали деятели христианской церкви после того, как церковь стала государственным институтом. Они забыли, что христианство первоначально имело глубоко революционно-демократический и уравнительный характер.

Сразу же после Октябрьской революции были проведены различные мероприятия, нацеленные на то, чтобы сгладить социальные различия между отдельными группами.

Чтобы предотвратить рост привилегий ответственных функционеров, был установлен так называемый партийный максимум, то есть верхняя граница доходов, которые могли получать партийные функционеры. В первые годы революции обычным считался, например, следующий пример. Директор одного предприятия является членом партии, он получает за свою деятельность, условно говоря, триста рублей. А директор другого подобного же предприятия — беспартийный, и он получает пятьсот рублей.

В 20-е годы считалось естественным такое положение, когда какой-то рабочий выдвигался на пост секретаря горкома партии, находился некоторое время на этой работе, а затем снова — не по причине каких-либо недостатков в своей работе — возвращался на свое первоначальное рабочее место у станка. Такое положение, такая ротация считалась совершенно нормальной и естественной.

Ситуация стала меняться с отходом Ленина от руководства партией в конце 1922 года, когда большинство его соратников оказались не на высоте своей исторической задачи. На протяжении ряда лет они блокировались со Сталиным, зажимая партийную демократию, проводя курс на все более сильный бюрократический режим и все большее социальное неравенство.

Левая оппозиция против Сталина

Не случайным было то, что так называемая Левая оппозиция, к которой присоединились многие старые большевики, возникла уже в 1923 году. Руководимое Львом Троцким, это течение вступило в острую борьбу с правящей фракцией и выразило тревогу в отношении развития бюрократических тенденций внутри партии и рабочего государства.

В дискуссии между правящей фракцией и Левой оппозицией относительно мало в тот момент говорилось о проблеме привилегий. Но социальный смысл острой борьбы между ними приводил к тому, что они заняли различные позиции в отношении к социальному равенству и неравенству.

В 1925 году один из лидеров оппозиции Зиновьев писал, что советский рабочий класс стремится ко все большему социальному равенству. Но это было только короткое замечание в длинной статье. Зиновьев не ставил, конечно, принципиально под вопрос то, что может существовать различие в заработной плате между квалифицированным и менее квалифицированным трудом. Он хотел только сгладить разницу между самым высоким и самым низким заработком. Сталин, однако, сразу же схватился за это высказывание и интерпретировал его таким образом, что оппозиция якобы хочет «уравниловки».

Свой доклад на ХIV партийном съезде Сталин сконцентрировал именно на этом пассаже и утверждал, что Зиновьев отвергал выдвинутый Марксом в Готской программе тезис о том, что в переходный период от капитализма к социализму должны сохраняться определенные различия в смысле заработной платы. Оппозиция, — говорил Сталин, — нападает как на доходы квалифицированных рабочих, так и на значительную долю доходов усердно работающих крестьян. В действительности за этими демагогическими словами стояли устремления защитить возникающие привилегии бюрократии. Наиболее корыстные представители бюрократии отлично поняли смысл этого выступления Сталина.

Оглядываясь назад, Троцкий замечал, что даже сторонники Сталина, так же как и члены Левой оппозиции, принадлежали к той же самой социальной среде. Однако последние сознательно отрывали себя от этой среды и защищали интересы санкюлотов, рабочих и крестьян.

После того, как Сталину удалось победить Левую оппозицию, он произвел решительные изменения в идеологии правящей партии. Он выставил тезис, согласно которому главный принцип социализма заключается в том, что каждый должен получать оплату соответственно результатам своего труда. Пытаясь объяснить содержание этого принципа, ни один советский эксперт-экономист никогда не мог объяснить, как можно, например, сравнить работу шахтера с работой врача, деятельность балерины с трудом металлурга?

После смерти Сталина этот постулат, несмотря на критику сталинского политического наследия, не был поставлен под сомнение ни одним из его наследников. Все они решительно и жестко выступали против так называемой «уравниловки».

На самом деле принцип оплаты по труду является выражением буржуазного права. Он обладает только следующим смыслом, если его интерпретировать на либеральный манер: каждый получает в зависимости от результатов своего труда, и этот результат реализуется на свободном рынке в результате колебаний спроса и предложений. Ясно, что эти принципы рыночного хозяйства влекут за собой неравенство. Функция буржуазного государства состоит в том, чтобы поддерживать это неравенство.

Маркс и Ленин предсказывали, что государство, которое будет создано и начнет развиваться после социалистической революции, будет обладать двойственным характером: с одной стороны, оно имеет социалистический характер, так как защищает обобществленную собственность против капиталистической реставрации. С другой стороны, оно имеет буржуазный характер, так как сохраняет существующие привилегии для меньшинства и возможность роста неравенства. Они описывали поэтому переходное государство как буржуазное государство, но без буржуазии. Согласно марксистской доктрине это неравенство должно исчезать постольку, поскольку развивается социалистическое самоуправление, и соответственно тому движется вперед процесс отмирания государства.

Начиная с середины 20-х годов, однако, ситуация в Советском Союзе развивалась существенно иным образом. Господствующая бюрократия оттеснила трудящихся от какого-либо влияния на распределение материальных благ и превратилась в могущественную касту тех, кто специализировался на распределении этих благ. В середине 30-х годов масштаб неравенства и недостаток справедливости в Советском Союзе даже превзошли в известном смысле то состояние, которое было в развитых капиталистических странах. Если простые рабочие и крестьяне в СССР жили беднее, чем их собратья на Западе, то различные слои советской бюрократии распоряжались в целом примерно тем же объемом благ, каким владела буржуазия капиталистического мира.

Когда мы говорим о привилегиях в Советском Союзе, мы должны иметь в виду, что Советский Союз в 20-30-е годы был очень отсталой и бедной страной. По этой причине может казаться, что некоторые из тогдашних привилегий показались бы в сегодняшней Германии незначительными. Но для сознания простых людей того времени они имели чрезвычайно важное значение. В обществе развивалась новая атмосфера. Если в прежнее время люди с более высоким материальным достатком в некоторой степени стеснялись своего положения, то теперь они стали этим гордиться.

Жена известного советского поэта Осипа Мандельштама Надежда Мандельштам писала в своих воспоминаниях: «Для нас очень часто было так, что даже кусок хлеба считался привилегией». Она рассказывает об одном знакомом ей молодом человеке, который ест бифштекс, полученный в спецраспределителе своего тестя-академика и приговаривает: «Очень вкусно и очень приятно, особенно потому, что у других этого нет».

Надежда Мандельштам добавляет, что медицинские услуги распределялись таким же образом. Лучшая медицина предназначалась для элиты общества. Когда однажды она пожаловалась на это при одном отставном сановнике, он ответил ей, совершенно удивленный: «Неужели вы думаете, что меня должны лечить так же, как простую уборщицу?». Надежда Мандельштам добавляет, что этот сановник был вообще-то очень добрый и порядочный человек. Но у кого не свихнутся мозги от нашей борьбы против «уравниловки».

Пытаясь преодолеть собственную изоляцию, бюрократия предоставила часть привилегий другим слоям населения: рабочей аристократии, колхозной аристократии и, прежде всего, высшим слоям интеллигенции. Это распределение привилегий не могло произойти без решительного сопротивления со стороны значительной части коммунистической партии. В этой связи Троцкий писал: в одной стране, которая прошла через Октябрьскую революцию, невозможно культивировать неравенство иначе, как через проведение все более жестких и репрессивных мер.

Троцкий возвращался к мысли о том, что тоталитарный характер государства и массовый террор вызывался стремлением бюрократии защитить и сохранить ее привилегии. Она не хотела и боялась допустить, чтобы социальный протест перешел в открытую классовую борьбу.

Советский Союз после смерти Сталина

После смерти Сталина социальное развитие в Советском Союзе существенно не изменилось, хотя и не шло по одной линии. Лишившись прежних рычагов тоталитарной власти, бюрократия была вынуждена пойти на известные превентивные уступки эгалитаристским устремлениям масс. Непосредственно после смерти Сталина стали проводиться различные социальные реформы и приниматься социальные программы для того, чтобы улучшить положение низко оплачиваемых и плохо обеспечиваемых слоев населения. В продолжение последовавшего десятилетия уровень жизни этих слоев повысился, в то время как ситуация среди господствующей бюрократии, равно как среди привилегированной интеллигенции, относительно ухудшилась.

Скрытый конфликт между верхними слоями интеллигенции и бюрократией, который проявился уже в 60-е годы, коренился именно в этом развитии. Свое внешнее проявление этот конфликт нашел, с одной стороны, в диссидентском движении и, с другой стороны, в эмиграции. Этот конфликт был связан не только с тем, что интеллигенция стремилась ко все большей духовной свободе и искала доступ к власти. Это была также болезненная реакция на утрату тех привилегий и материальных преимуществ, которые этот слой имел при Сталине. Что касается бюрократии, то она ответила на ухудшение своего положения ростом невиданной до той поры коррупции.

Социальное положение в СССР того времени можно описать следующими словами Троцкого: бюрократия, которая еще не являлась классом собственников в прямом смысле слова, так как она не владела какими-либо формами собственности, обладала тем не менее всеми негативными чертами прежних господствующих классов. Возникновение глубоких социальных различий обесценило в сознании народных масс великие социальные завоевания Октябрьской революции — обобществление средств производства и земли. Господство бюрократии привело к тому, что социализм в глазах трудящихся и крестьян стал пользоваться дурной славой и заставил их в известной степени искать выход в направлении, лежащим вне социализма.

Троцкий указывал, что противоречие между формами собственности и формами распределения не может развиваться до бесконечности. Оно должно быть разрешено в том или другом направлении. Либо формы распределения будут приспособлены к социалистическим формам собственности, то есть они должны стать более равными. Либо буржуазные принципы распространятся, в конце концов, не только на распределение, но также и на сами эти формы собственности.

Исходя из этих тезисов, Троцкий многократно развивал прогнозы, которые содержали два возможных варианта развития событий. Первый можно было бы назвать, с известной оговоркой, революционным, другой — контрреволюционным. К сожалению, реализовался второй вариант, который Троцкий называл контрреволюционным. Причем реализовался с удивительной точностью, несмотря на существенную задержку во времени. (Если бы гениальные предсказания осуществлялись с буквальной точностью, как это мыслили их авторы, то они походили бы больше на то, что религиозные люди называют пророчествами, а сама история носила бы в этом случае мистический характер).

Последствия перестройки

Как и предвидел Троцкий, первое же серьезное потрясение привело к тому, что социальные антагонизмы советского общества вырвались наружу.

В первые годы «перестройки» ничто не предвещало того, что она может привести к демонтажу основ советского общества. Как раз наоборот, в 1985, 1986, 1987 годах Горбачев выступал с постоянным требованием повернуть в сторону большего социализма или возрождения ленинского понимания социализма.

Интересно в этой связи то, что на этом этапе единственным значительным политиком, который высказывался левее Горбачева, оказался Ельцин. Так как вы знакомы с Ельциным как с сегодняшним политиком, то любопытно услышать некоторые выдержки из его высказываний более раннего периода.

На партийном съезде 1986 года Ельцин с полным согласием и одобрением цитировал следующие слова Ленина: социальное неравенство, разрушая демократию, ведет к распаду партии и разлагает ряды коммунистов.

Три года спустя он поставил на съезде народных депутатов следующий риторический вопрос: почему в нашем обществе, строящем социализм, миллионы людей живут наполовину за чертой бедности, в то время как другие буквально купаются в роскоши»?

В его книге, которая вышла в 1991 году, можно прочитать такие, например, пассажи: «Я не могу есть осетрину, когда моя соседка не имеет возможности купить молоко для своего маленького ребенка». «Мне стыдно покупать дорогие лекарства, так как я знаю, что многие мои сограждане неоднократно оказываются в состоянии, когда не могут купить аспирин».

И в своей предвыборной кампании 1989-1990 гг. он обещал, что его политика будет служить в первую очередь людям, чьи доходы лежат ниже среднего уровня. Только на основе этих лозунгов, которые апеллировали к народному чувству справедливости, ему удалось достичь вершин власти.

Развитие перестройки, начиная с 1988 года, подтвердило, что демонтаж социалистических основ общества перетек в русло капиталистического порядка, точнее сказать — в русло капиталистического хаоса. Этот процесс сопровождается катастрофическим падением хозяйства и культуры.

Капитализм, который теперь утверждается, не может быть новым изданием дореволюционного русского капитализма, так как мир стал неизмеримо более тесным и взаимозависимым, чем в 1917 году. Интернациональный финансовый капитал является несравненно более могущественным. По этой причине капитализм в России может быть только кабальным и полуколониальным. При этом силы капиталистической реставрации могут достичь своих целей только через многолетнюю гражданскую войну и через разграбление страны, всего, что было создано Советским Союзом буквально из развалин.

Лучше всего состояние страны в последние пять лет можно описать только через выражение, которое стало довольно популярным в России в последнее время — «вялотекущая гражданская война». Эта «вялотекущая гражданская война» время от времени разряжается «горячими» войнами, примером чему является расстрел парламента в 1993 году или война в Чечне, которая далеко не закончена, несмотря на все обещания господствующих кругов.

Что касается разорения страны, то, наверное, никогда еще в истории не было подобного разрушения производительных сил в мирное время, как это произошло в последние пять лет в России и в других бывших республиках СССР. При этом наблюдается определенная преемственность прежнего и сегодняшнего режимов. Можно сказать, что сегодняшний режим перенял худшие стороны прежнего советского режима и соединил их с худшими сторонами капиталистического общества.

Троцкий говорил: доходы бюрократии являются не чем иным, как кражей. Но кроме этого относительно легального воровства существует еще одно сверхворовство, на которое всегда закрывал глаза Сталин, а сегодня — Ельцин, поскольку эти воры — его лучшая социальная опора. Господствующая бюрократия не могла править иначе, как только прибегая к систематическим актам разбоя. Все вместе это создало систему бюрократического гангстеризма.

Международное значение Октябрьской революции

Если окинуть взглядом трагическую судьбу нашей страны, можно с полным правом сказать, что Октябрьская революция принесла трудящимся других стран намного больше, чем трудящимся Советского Союза. Социалистические преобразования заставили господствующие классы капиталистических стран сделать рабочему классу этих стран довольно большие социальные уступки. Участие государства в отношениях производства, распределения и обмена с целью разрешения социальных проблем является общесоциологической закономерностью этого столетия, с которой вынужден считаться также и современный капитализм.

Во всех капиталистических странах во второй половине XX столетия происходило определенное ограничение капиталистической свободы. К этим мерам принадлежат, например, введение минимальной почасовой заработной платы и другие гарантии, которые до сих пор имеют трудящиеся развитых капиталистических стран. На протяжении десятилетий производилось активное перераспределение: с одной сторон, развитие социальных программ в качестве помощи для малообеспеченных, с другой стороны, — четкий контроль за доходами и построенная на этом более-менее строгая налоговая политика. Эти мероприятия оказали влияние не только на социальную ситуацию в обществе, но также и на хозяйство. Они повысили потребительский спрос со стороны населения и таким образом смягчили кризис перепроизводства в высокоразвитых капиталистических странах.

Капитализм, однако, никогда не был способен ликвидировать социальное неравенство. Это неравенство обнаруживает себя как внутри той или иной страны, так и между развитыми и слаборазвитыми странами, или, как сегодня говорят, между Севером и Югом нашей планеты.

Любопытным является также то, что распад Советского Союза на ряд второстепенных государств привел к разрушению «социального государства» в развитых капиталистических странах. Предпринимаются попытки ликвидировать социальные завоевания, которые были созданы в течение десятилетий.

В то же самое время я хотел бы подчеркнуть, что действительно социалистический путь не был испробован еще ни в одной стране, которая называла себя социалистической.

Этот путь, который был показан в 20-30-е годы Левой оппозицией, заключается в том, чтобы удержать неравенство в рамках строгой экономической необходимости с тем, чтобы впоследствии, на основе постепенного развития общества, достигнуть того, чтобы различные социальные группы все более уравнивались, — также и в смысле их доступа к потреблению жизненных благ.

Поскольку в мире продолжают сохраняться противоречия между привилегированными и бедными, остается почва для развития старых и возникновения новых общественных и политических движений. Успех этих движений зависит от того, в какой степени они сумеют извлечь уроки из позитивного и негативного опыта социалистического строительства.